Мои Великие старики
Шрифт:
Замерз у Фиделя Кастро
– Кто еще из западных лидеров был под вашим кураторством?
– Фидель Кастро. Я был у него на Кубе много раз. Встречал он по-доброму, в политике вел свою линию. От социалистических принципов не отказывается до сих пор. Однажды, когда я прилетел к нему на празднование какого-то юбилея, мы проговорили с глазу на глаз чуть ли не до рассвета. В глухом помещении с включенным кондиционером. На нем были две куртки, теплые ботинки. А на мне – рубашка да майка, легкие туфли. В ожидании торжественного приема мы просидели, не вставая, более трех часов. Продрог я тогда страшно. На приеме пробыли полчаса, и Фидель снова позвал меня в то же помещение. И снова проговорили много времени. Он известный говорун,
– Просил помощи, чтобы мы Кубу не бросали?
– Да нет, все такие вопросы решались на самом высшем уровне.
Произвели на меня впечатление и камеры в крепости Монкада. Кастро ходил, показывал, вспоминал, как воевали.
– Кеннеди, небось, поносил почем зря?
– Америку, действительно, сильно ругал: такие-сякие… Все повторял: «Что мы им плохого сделали?»
– Чем угощал-потчевал?
– Да вода на столе стояла – и все. Ну а потом на крохотной дачке, там тоже была холодина, за большим столом вроде бы хорошо поужинали. Я налегал на сыры, покажешь пальцем на какой-то кусок – тебе и отрежут.
– Когда выезжали за границу, наличные вам выдавали? Или, как считал народ, все на гособеспечении?
– Давали суточные. Я их тратил на сувениры.
– Интересно, а какая зарплата была у члена Политбюро?
– Я получал 1200 рублей, их переводили на сберкнижку. Когда были нужны деньги жене, приходила кассир, и я получал конверт с наличными. Если спросите про налоги, то вычитали, как и у всех.
– Вы свою жизнь не страховали?
– Нет, никогда.
– Но ведь вы не только в Кремле сидели, но и на самолетах часто летали. А вдруг…
– Что сделаешь. Надеялись на лучшее. Да, летал в США во главе делегаций представителей совминов республик в качестве ответного визита к нам американских губернаторов. Мы-то летали, конечно, без жен, а те к нам – с женами. Запомнилась такая деталь: на них произвела огромное впечатление дешевизна наших детских товаров. И вкусные кондитерские изделия: «Такого нет нигде в мире, – восхищались они. А я им в ответ одно: „И вам, в Америке, надо социализм строить“».
– Но, видно, не послушались вас, Михаил Сергеевич, до сих пор живут при своем «захудалом» капитализме. Как, впрочем, теперь и мы с вами. Выгляните в окно. Согласны?
– Да я нынче редко выхожу на улицу, мне уже десятый десяток пошел. И я больше живу прошлым. Вспоминаю, анализирую, сопоставляю…
2005
«Последний рыцарь коммунистической эпохи», как называли Михаила Сергеевича Соломенцева, скончался 15 февраля 2008 года на 95-м году жизни. По словам его коллег, людей такой эрудиции в советской политике было крайне мало.
Глава 30. Судьба князя Тарановского – кровавая история русского XX века
Он потомок двух славнейших и древнейших родов.
По отцу – рода Тарановских – Черниговских князей, по матери – рода Воротынских, представителя которого – князя Воротынского – Пушкин вывел действующим лицом в «Борисе Годунове».
Скучная для непосвященных и нелюбознательных кровавая наша история вобрала в себя и жестокую повесть о жизни моего героя – князя Тарановского, нашего современника. Жгучими отметинами остались в его биографии эмиграция, КГБ, двадцатилетний срок заключения без суда и следствия, лагеря в Голодной степи, смертельные уколы чекистских «врачевателей». А также реабилитация и ничтожная пенсия… Все то, что пережил А. А. Тарановский…
Когда началась война с Гитлером, Анатолий Тарановский, живший тогда в Шанхае, пришел в советское посольство и попросился на фронт. Но ему нашли другое ответственное задание. Посольство получало радиоаппаратуру из США, требовавшую правильной настройки.
Работая на американском аэродроме, он раздобыл систему наведения самолетов и посадки «вслепую», которой у СССР тогда не было.
В 1947 году Тарановскому удалось выскользнуть из рук американской контрразведки и покинуть Китай. Но на исторической родине его ждали не почет и уважение, а 20 лет лагерей за… шпионаж! В Марфинской шарашке высококлассный радиоэлектронщик Алексей Тарановский стал одним из создателей шифровального прибора для телефонных переговоров Сталина. После реабилитации работал в радиоэлектронной промышленности. Под его руководством были радиофицированы Кремлевский Дворец съездов, Останкинская телебашня, многие олимпийские объекты 1980 года. Он любил повторять: «Мы – русские, и нас не сломит ничто».
Ты мне не сын и сестрам твоим не брат
– Многие годы я никому ничего не говорил о себе. Кто мои родители, кто я, какое отношение имею к древнему русскому роду Тарановских-Воротынских. Тем более, я молчал о том, что делал в Китае, как помогал в трудные времена Советскому Союзу, работая на военную разведку могучей державы, на Сталина… Я жил прошлым, своими воспоминаниями, и нести их груз одному было очень тяжело. Теперь мне стало легче. Я многое рассказал и живу сегодняшним днем. Сложная моя жизнь, к сожалению, подходит к концу. Но мне не хочется тихо и мирно в постели уйти в небытие. Вот вспыхнуть бы где-нибудь и как-нибудь, чтобы сразу вмиг, точно в бою, превратиться в частицу мироздания, вечности. Так погибали в ратных подвигах мои предки, верой и правдой служившие царю и Отечеству. Обо всем, что пережил, перечувствовал, не упомнишь. Самое страшное, что я бросил маму. Она была против того, чтобы я покинул родной мне Китай и поехал в Советский Союз. «Если ты сделаешь это, ты мне не сын и сестрам твоим не брат», – говорила она. Роковые слова, для семьи я был похоронен заживо.
Когда я окончательно склонился к тому, чтобы уехать в Советский Союз, то написал об этом маме в Харбин. Писал мучительно, рука дрожала от волнения. Как она воспримет такое решение? Наверное, надо было к ней поехать и лично поговорить о предстоящем повороте в моей судьбе, но шла война, дороги закрыты, поездка могла быть опасной.
В ответ на мое письмо мама написала буквально следующее: «Ты уже большой, самостоятельный, ты можешь все решать сам. Но знай: мы все против: я, твои сестры, – все. Так что делай, как хочешь, поступай, как хочешь». Но «против» – для меня уже было поздно. Я и женился-то на Соне, первой своей жене, тоже против воли родителей, и особенно сестер. Никто из них не держал в голове даже мыслишки уехать в сталинскую Россию. Анна вышла замуж за крупного физика-математика, англичанина Гарри Оре. Он преподавал в Гонконгском университете, получал большое жалованье. Когда началась война, Анну как британскую подданную интернировали. Под Циндао был замечательный город на берегу моря, а в нем лагерь под названием «Вейсан». В этом лагере она, бедная, просидела целых четыре года. Когда вышла из заключения, сразу же уехала в Англию. Проездом Анна побывала в Шанхае, посетив нашу общую с ней знакомую – дочь графа Разумовского. У графа была огромная семья – десять девочек и три мальчика. Все девочки такие хорошенькие, красивые, ласковые, воспитанные. С одной из них, Викой, я дружил. И вот, пригласив меня к себе домой, Вика и сообщила неприятную для меня новость: Анна, моя старшая сестра, зная, что я женился против воли семьи, не захотела со мной даже попрощаться. Потому что мама сказала девочкам: «Анатолий мне больше не сын, и он не ваш брат».
Так что мое своеволие, а потом дружба с Советами, обошлись мне очень дорого. Я потерял семью, которую очень любил, дом, где жили мои сестры. Перед самым отъездом из Китая я получил письмо из Америки от одной из них – Музы. Она писала: «Из Китая приехали американцы, они были моими гостями и весь вечер говорили о тебе. Твердили, что „Толя очень толковый парень“. После того как они ушли, я решила, что ты непременно должен приехать в Америку. Я сделаю тебе вызов, здесь ты развернешься, покажешь свои способности. Используй благоприятный момент».