Молчание Апостола
Шрифт:
– То есть, «коробочка», скорее всего, не в Ватикане?
– И да, и нет.
– Виконт! – Эли начинала сердиться. – С меня, честно говоря, хватит и ребусов, и кроссвордов.
– Дорогая, прошу тебя, не обижайся. Мне самому еще не все ясно. Но многое прояснится на месте.
– В Риме?
– В Риме.
Артур положил ключ на стойку. Небритый дежурный, – или администратор, кем уж он там был – листавший газету, поднял голову.
– Уже уезжаете?
– Еще нет, – ответил МакГрегор.
– Я это к тому, – заметил дежурный, –
– О, в этом я не сомневался, – парировал Артур.
– И куда же сейчас? – с деланным безразличием поинтересовался небритый.
– Поедем в город, побродим, поглазеем.
А! – оживился дежурный. – Непременно пройдитесь по Lungo Mare [78] ! Чудо из чудес!
– Наслышан, – кивнул баронет. – Если не ошибаюсь, ваш великий поэт Габриэле д’Аннунцио назвал Lungo Mare в Реджо самой красивой милей в Италии.
78
Итал. «морская набережная» (Прим. переводчика)
Небритый удивленно ахнул:
– Так вы и это знаете? Поразительно! Но пешком будет далековато. Советую взять такси.
– Именно это мы и собираемся сделать.
И чета Кауфманнов вышла из «развеселого мотеля» к стоянке такси, где сиротливо стоял надраенный до блеска «пежо». Усевшись в машину, Артур скомандовал таксисту:
– Пьяцца Италия!
Эли, повернув голову, удивленно посмотрела на спутника. Артур, перейдя на гэльский, пояснил:
– Самолет отпадает, это, надеюсь, тебе понятно. От Площади Италии до вокзала ходьбы с полчаса. Поезд на Рим только один, в девять тридцать пять вечера. И мне не хотелось бы…
– Тебе не хотелось бы, чтобы таксист высадил нас у вокзала, так?
– Совершенно верно. Возможно, его будут расспрашивать о нас.
– Значит, ты не уверен, что мы оторвались от преследователей, – уныло заметила Эли.
– Это значит, что я пока ни в чем не уверен, – серьезно ответил МакГрегор.
– На каком языке вы говорите? – поинтересовался таксист, поглядывая на пассажиров в зеркальце заднего вида.
– На немецком.
– По звучанию не похоже, – не унимался таксист.
– Баварский диалект, – пояснил Артур. – Его не каждый немец понимает.
Машина ехала по прямым, словно по линейке проведенным улицам, и Эли удивленно произнесла – уже на нормальном немецком:
– Это совсем не похоже на Италию!
– Ты прежде не бывала здесь? – поинтересовался Артур.
– Я бывала лишь в Милане и Венеции. В Южной Италии – нет. И даже в Риме – нет.
– Что касается европейски-строгой планировки города, всему виной страшное землетрясение двадцать восьмого декабря 1908 года, которое стерло с лица земли и Реджо, и Мессину по ту сторону пролива. Но если жители Мессины решили восстановить город в прежнем обличье, то здесь, в Реджо, выбрали иной путь: пусть будет новый город. Надо сказать, им это
– Приехали! – раздался голос таксиста с переднего сиденья. Он тут же выскочил из машины и открыл заднюю дверцу с левой стороны, там, где сидела Эли. Протянув руку, он помог ей выйти из такси, а потом тем же манером выпустил Артура, успев с оттенком зависти шепнуть ему, поцеловав кончики сложенных щепотью пальцев:
– Una belissima signora!
МакГрегор не смог сдержать самодовольной улыбки, и таксист получил весьма щедрые чаевые.
Полюбовавшись на монумент Италии перед зданием префектуры, Артур и Эли обошли внушительное здание слева, направившись в сторону моря.
– Думаю, нам следует озаботиться билетами, – заметила Эли.
– Мы и направимся на вокзал Чентрале, но так, чтобы пройтись и вдоль виллы Дженоезе Зерби, и по Lungo Mare. Времени у нас предостаточно.
Они прошли всего один квартал, и Эли всплеснула руками.
– Какая прелесть!
Между протянувшейся на несколько кварталов готической виллой и набережной шел ряд необычных и очень забавных скульптур. Зеленые, лиловые, разноцветные фигуры сидели, лежали, смотрели на прохожих – и у каждой из них выстраивались туристы, чтобы дождаться своей очереди и запечатлеться на долгую память.
– А пальмы, Эли? Как тебе эти пальмы на набережной?
– Чудо, чудо, чудо! – воскликнула Эли, подпрыгнув как девочка. – Артур, я хочу здесь жить!
– Чудо, – согласился МакГрегор. – Вот только с апреля по октябрь тебе пришлось бы жить под кондиционером. Нон-стоп.
– Пожалуй. Ранняя весна, а солнышко припекает уже неслабо. Кстати, что это за улица, вдоль которой идет вилла Зерби?
– Это не улица, дорогая. Это проспект, Corso.
– Для проспекта не слишком широк.
– Италия, дорогая. Здесь в каждом городишке обязан быть как минимум один Corso. Этот носит имя короля Витторио Эмануэле III.
– А любая площадка больше двух квадратных метров у них непременно Piazza, площадь. Это я еще в Милане поняла.
– Пардон, мадемуазель, но я вынужден заступиться за добрый и славный итальянский народ. Два квадратных метра – это обычно Piazzetta, мини-площадь. Вот хотя бы пяток квадратов – это уже Piazza.
– Какая красотища! Вилла, Корсо, Лунго Маре, и кафешки, кафешки, кафешки. Да их тут больше, чем на Монмартре! И… я бы уже перекусила. Когда мы в последний раз ели?
– Я подумал о том же, Эли. Но до вокзала нам минут пятнадцать с небольшим. Купим билеты, и сразу в пиццерию.
– Пиццерию?! Их тебе недоставало в Лондоне?
– Милая, это Калабрия. Пиццу, которую тебе предложат здесь, ты не отведаешь не то, что в Лондоне, но и в Неаполе.
Неспешным прогулочным шагом они вскоре добрались до Реджо Чентрале – железнодорожного вокзала. Очередей у касс не было, и Артур в считанные секунды обзавелся двумя билетами до Рима. Они вышли на улицу, и МакГрегор, держа Эли под руку, направился к стоянке городского автобуса. Спутница притормозила его.