Молчи о нас
Шрифт:
Дамир накручивает на вилку пасту и пробует. Удовлетворенно заламывает бровь.
– Ммм. Очень вкусно!
Облегчение и какая-то истинно детская радость от того, что ему понравилось, затапливают сознание, побуждая наконец приняться за ужин.
– Я рада. Не знала, что ты предпочитаешь, но помню, что вроде бы как ешь все.
– Я всеядный, это правда, – подтверждает Дамир, – даже жареные пирожки на обед улетают только так.
– Папа тоже их любит.
Отец действительно может за вечер съесть половину приготовленной
– Ну, пирожки твоей матери невозможно не любить, – констатирует Дамир. – По праздникам мы всей общагой только ими и питались.
А потом поднимает бокал и протягивает его ко мне. Я приподнимаю свой.
– За тебя, хозяйка! Внесла в мою холостяцкую берлогу немного разнообразия.
Стукнувшись, мы отпиваем по глотку вина. Напиток расслабляет и стирает границы, установленные ранее.
– Надеюсь, приятного? – лукаво поднимаю бровь.
– Очень, – без тени шутки отвечает Дамир.
Его взгляд касается моей кожи, скользит по щекам, губам, медленно поднимается к глазам. И этот взгляд будоражит, ощущается будто на физическом уровне. Словно кончиками пальцев трогает, накаляя кровь до температуры кипения.
Прокашливаюсь.
– Я сварила много карбонары, сможешь завтра взять на работу, если захочешь.
Мужские губы растягиваются в некоем подобии улыбки.
– Обеды мне ещё никто не собирал.
– Значит, я буду первой, – пожимаю плечами и снова тянусь за бокалом.
Мы неторопливо съедаем ужин. Разговоры о банальных мелочах могли бы показаться кому-то обычным трепом, но для меня они бесценны. Дамир немного рассказывает о своём детстве, обучении в полицейской академии и о том, как сложно ему было на первых порах работы. Он приоткрывает для меня дверь в свою жизнь, и я с щемящей нежностью делаю в неё ещё один шаг. Мне кажется, я могла бы слушать его вечно. Мне интересно буквально все. Его отношения с коллегами, что любит, что терпеть не может. Даже опасные вещи, если они касаются Дамира, приобретают важность.
Бутылка вина как-то незаметно растворяется. Я даже не поняла, когда мы успели её опустошить. В голове приятно плывет, фокус немного утрачивает четкость, а мне отчаянно хочется, чтобы этот вечер не заканчивался. Сейчас мы настоящие. И он, и я. Мне нравится не прятаться за маску безразличия, нравится, как Дамир внимательно поглядывает на меня, когда я рассказываю о том, как приехала в столицу и прошла все сложности первых месяцев жизни в большом городе.
Он слушает не из вежливости, и от этого мне хочется рассказывать что-то еще и еще, забыв о времени.
Понятия не имею, сколько мы вот так проговорили. Прихожу в себя, только когда Дамир кивает на настенные часы.
– Пора закругляться. У меня завтра тяжелый день, нужно выспаться.
Встает и, взяв пачку сигарет, подходит к окну. Я собираю посуду.
– Можешь идти принимать душ, я помою, – говорит, когда я опускаю тарелки в раковину.
–
Вот и заканчивается наш вечер в уединении. Разочарование, скорее всего, скользит в каждом моем неторопливом движении, когда я мою тарелки. Медленно и тщательно. Пытаясь оттянуть момент расхождения по комнатам. Не знаю, замечает ли это Дамир, но он точно наблюдает за мной. У меня кожа пылает, словно ее нагревают изнутри.
Но посуда заканчивается. Приходится принять душ и, переодевшись, забраться в постель. Сегодня идти в зал я не планирую. Вот если бы он сам предложил лечь рядом…
Дамир разговаривал по телефону, когда я выходила из ванны и кивнула ему «спокойной ночи», поэтому, выключив свет, я укладываюсь на бок.
– Уже легла?
Мужской голос негромко звучит в темноте, вызывая внутри непроизвольный трепет. Протягиваю руку и прикасаюсь к лампе на прикроватной тумбе, чтобы вновь зажечь свет.
Дамир входит в комнату и останавливается напротив меня, заложив руки в карманы спортивных штанов.
Волнение стремительно проносится по венам. Скользнув глазами по его крепким ногам и торсу, встречаюсь с теплым взглядом.
– Да. Мне тоже завтра рано вставать.
Понимающе кивнув, Дамир присаживается рядом на край кровати.
– С тобой лечь?
Хочется сказать «да», но произношу:
– Не нужно. Обещаю сегодня тебя не будить.
– Буди, если снова испугаешься, – подмигивает, а я испытываю отчаянное сопротивление тому, что он сейчас встанет и уйдет. – Спасибо за ужин, Маш. Я уже давно так хорошо не проводил время.
Рефлекторно приподнимаюсь, потому что хочется быть хотя бы чуточку ближе к нему. Он редко такой открытый. Желание продлить момент преобладает над рациональным мышлением.
– Я тоже. Если ты не против, завтра повторим, – всматриваюсь в темные карие глаза, которые сейчас смотрят на меня так, как раньше. Испепеляют, обжигают.
Воздух вокруг сгущается, пока мы смотрим друг на друга несколько долгих мгновений. Он так близко, что я слышу тяжелое дыхание. Какой-то десяток сантиметров отделяют нас от того, чтобы повторить тот поцелуй.
– Я только за. Спокойной ночи, Маша.
Дамир вдруг быстро приближается и, как мне кажется, собирается поцеловать в лоб, как делают родители, чтобы ребенок крепко спал, но я больше не позволю ему видеть в себе ребенка.
Резко подняв голову, встречаю мужские губы своими. Дамир застывает, обжигая мой рот дыханием. Тяжело выдыхает, пока я замираю ожидая его действий. В горле сушит, в ушах набат. Ну, поцелуй же меня. Я знаю, ты хочешь. Как и тогда. Кончик языка пробегается по сухим губам и Дамир это замечает. Вижу, как поднимается его грудная клетка, как глаза в мгновение темнеют, а скулы заостряются. Только не уходи! Не смей! Боязливая дрожь сотрясает тело. Он ведь может просто встать и выйти.