Молодость
Шрифт:
— Дела паршивые… Бандиты задали хлопот! Ни прохода, ни проезда! Сегодня комиссара здравоохранения убили…
— Доктора Маслова?
Быстров опустил голову. Седеющие виски белели в темноте.
— Да, так-то, дружище… — сказал он после некоторого молчания. — Рано сдавать каптеру винтовку.
И внимательно посмотрел на обросшее, похудевшее лицо Степана. Они шагали по лунной поляне, в стороне от людей. Степан рассказывал о Москве, о Ленине, о разгроме «левых» эсеров…
— А послы-то распоясались! Куда девалась их тонкая дипломатия? Громилы, просто громилы с моноклями!
Военком переспрашивал, вникал во все подробности. Аногое он знал из газет, но от слов Степана веяло свежестью очевидца, непосредственного участника событий.
— Одного не пойму, — говорил Степан, — неужели эти крикуны с Трехсвятительского переулка всерьез надеялись свалить Советы? Посмотрел бы, Ваня, как они удирали под натиском отряда Семенихина.
Быстрое прошелся, не торопясь с ответом.
— Да, Степан, и сейчас еще эсеровщина надеется. Потому что знает: она — лишь затравка для рокового взрыва! За спиной этих кулацких выкормышей стоит вся контрреволюция.
И, приглушив голос, добавил:
— По нашим сведениям, Клепиков торопится установить связь с оккупационными войсками на Украине и звать их на помощь!
Они долго ходили молча, бессознательно ровняя солдатский шаг. Думы были сложные и тяжелые, не под силу одолеть сразу.
Зашуршала росистая трава — мимо прошла молодая женщина из числа деревенских активистов, примкнувших к военкомовскому отряду. Степан проводил ее легкую фигуру взглядом, вспоминая Настю…
«Где же она скрывается? Кто разделяет с ней бездомную жизнь, полную опасностей и лишений?» «думал он.
Быстрое остановился, посмотрел на светящийся циферблат ручных часов. В движениях питерца чувствовалась скрытая нервозность.
— В помощниках у тебя, кажется, Ефим? — спросил Степан.
— Да… Ефим, понимаешь, уехал, — как-то неуверенно ответил военком.
— Куда?
Быстрое торопливо, словно боясь опоздать, рассказал о записке Клепикова, принесенной тайно Аринкой, о разговоре с Ефимом.
— И ты спокоен, Ваня? Веришь чужаку?
— Если человек служит революции, он не чужак, — возразил Быстрое, почему-то рассердившись, и с нетерпением посмотрел на край леса, где исчез Ефим. — Не забудь, что он выручил тебя… в момент кулацкого бунта. Собственного отца не пощадил. У нас, Степан, это называется преданностью.
Он старался говорить как можно убедительней. Но доводы его не поколебали сомнений Степана. Быстрова взорвало:
— Только…
— Что ты хочешь сказать? — насторожился Степан и побледнел. — Где, по-твоему, кончается личная неприязнь и начинается классовая ненависть?
Степан окинул Быстрова недоуменным взглядом. Резко отвернулся и пошел прочь. Он задыхался от обиды.
«А может, военком прав?» — Степан остановился, готовый вернуться к товарищу. Он проверял себя с пристрастием.
«Но что означает это необычное возбуждение?» — думал Степан.
На небе теснились звезды. Степан сидел на поваленном дереве, забыв о времени. Никто не нарушал его одиночества. Ночная тишь успокаивала… Вдруг он очнулся от забытья и увидел рядом ту самую женщину из отряда, которая прошла по поляне. — Быстрое тебя ищет.
Степан встал, неловко улыбаясь.
— Я, кажется, заснул… Вот бы отряд то ушел без меня!
Несколько минут сна вернули Степану бодрость. Он шутил с женщиной расспрашивал, каким образом та попала в отряд. Выяснилось, что Степан знал ее мужа, Осипа Суслова, из села Кирики. Вместе на Парамоновском работали.
— Я была по делам сельсовета в городе, — объяснила Суслова. — А теперь боюсь домой ехать… У нас, говорят, тоже кулаки поднялись.
Она, засмеявшись, призналась:
— Ты мне сразу, Степан, напомнил муженька. Оба чубатые.
— Донская привычка. Денег с чужбины не привозили, зато чубы отращивали, на казаков глядя…
Степан прервал разговор. Навстречу спешил Быстрое, вынимая из полевой сумки карту.
После столкновения с другом расстроенный, мрачный военком снова и снова перебирал в памяти слова Ефима, и все тревожнее становилось у него на душе. Прискакали разведчики с донесением Безбородко, наблюдавшим за поведением клепиковских банд. Быстрое прочитал короткие, в спешке написанные строки и, хотя в них ничего не было сказано о Ефиме, тотчас почувствовал допущенную ошибку… Как это он — бывалый воин — мог решиться отпустить в стан врагов человека, которому известен план предстоящей операции?
«Надо изменить, непременно изменить план!» — говорил себе военком, но так как для этого уже не было времени, он приказал ускорить выступление отряда и с ходу атаковать мятежников.
— Я хочу ознакомить тебя, Степан, с донесением Безбородко, — военком осветил бумагу карманным фонариком. — Выступление придется начать раньше. Ефима ждать не станем.
«Тоже не уверен в нем!» — подумал Степан, обрадовавшись, и сразу позабыл недавнее огорчение. Быстров сказал:
— Поедешь в город.
— В город?
— Да. Скачи без промедления! Банды Клепикова двинулись по разным дорогам… Я постараюсь окружить его основные силы и уничтожить! Но надо предупредить товарищей.
Они помолчали.
Жеребец заржал, протяжно и звонко. Быстров шагнул к Степану:
— В случае чего… не забудь о моих ребятишках. Вот питерский адрес,
— О ребятишках не забуду, — заверил Степан. — Только знай: когда зверю приходит смертный час, он бежит прямо, на ловца…
— Скачи!