Молодой Ленинград 1981
Шрифт:
— Заходи, — предложил Корнев. — Какими судьбами?
— Я пешком… Ты меня ночевать не оставишь?
— Устраивайся, — предложил Василий Петрович.
— Завтра уйду в общежитие… Разошлись мы с женой… — Он уже стягивал сапоги.
— Тебе не надо было жениться, — сказал сухо Корнев.
— Я понимаю. Но что делать? У нее квартира, а мне жить негде было…
— Вот и пожил.
— Пожил, — согласился Федя. Он сидел на табуретке и уже листал какую-то книгу.
— Ладно. Утром расскажешь, как вы посуду делили.
— Мы
— Все, — отрезал Корнев. — Спи! — и выключил свет.
Постукивая зубами, Федя долго ворочался с боку на бок.
— Может, чаю согреть? — приподнял голову Корнев.
Федя не ответил. Вскоре засопел. Капала вода с клеенки на пол. Светало. Корнев прислушался: вдалеке кто-то ехал на мотороллере. Он взглянул на часы. Было без семи минут четыре.
Кто-то сильно ударил в дверь. Корнев выглянул в окно. Во дворе торчал бочкаревский мотоцикл. Попыхивал работающий мотороллер, около которого маячила закутанная в плащ женская фигурка. Возле двери Чижиков нетерпеливо пинал в вагон.
— Ты в своем ли уме? — открыл фрамугу Корнев. — Четыре часа!
— Хорош дрыхнуть! — гаркнул Валерка. — Поехали на рыбалку!.. Это я нарочно сказал, что не хочу, чтобы эта мымра с нами не увязалась…
— Не ори! — недовольно сказал Корнев. — Удочки хоть есть?
— Мы две бадминтоновые сетки связали — почти как бредень…
— Болван! Бредни бывают по сорок метров, а сетка — десять!
— Да мы только на уху.
— Не могу, — решительно сказал Корнев и покосился на спящего Некрасова. Тот посапывал на полу.
— Поехали! — не унимался Чижиков. — Все равно воскресенье…
— Да не кричи ты ради бога! Бочкареву разбудишь!
— У тебя Бочкарева? — поразился Чижиков и сморщился.
— Там, — кивнул Корнев в сторону. — Увяжется еще…
— Конечно, увяжусь! — высунулась из соседнего окна Бочкарева. — Гады! — завопила она так сильно, что в соседней Орловке залаяли собаки. — Хотели без меня? Не выйдет! — и она скрылась, чтобы одеться.
Чижиков метнулся к мотороллеру. Женщина села на сиденье. Взревел мотор, и, разбрызгивая свежие лужи, мотороллер ринулся в сторону Камы.
— Сто-о-ой! — завопила Бочкарева, выбегая на крыльцо.
Из окна уже выглядывали встревоженные студентки…
Проснулся он от музыки. Глянул на часы — был полдень. Бросив на плечо полотенце, направился во двор к колонке. Перед вагончиком торчало несколько мотоциклов, но бочкаревского уже не было. Некрасов, видно, тоже поднялся пораньше и отправился искать себе жилье. Из соседней комнаты доносился смех. Потом во двор выкатилась толпа подростков во главе с Сашкой.
«Что за хмырь?» — услышал Корнев, когда возвращался обратно. «Да мой дядя, — пояснил Сашка бесцеремонно. — Художником здесь работает… Учился в академии — лучше Репина рисует…» Корнев усмехнулся.
За чайником идти не хотелось, и поэтому он сообразил себе бутерброд и принялся
— Поехали с нами? — предложил он. — Вон девки какие! А ты…
— Вот и занимайся с ними, а мне надо в одно место, — соврал Корнев.
— Как хочешь, как хочешь, — буркнул Сашка и скрылся.
В дверь постучали.
— Да! — крикнул Корнев.
На пороге появилась самая маленькая студентка с новым чайником в руке. Она поставила чайник на стол и сказала:
— Спасибо.
— Чей чайник? — удивился Василий Петрович.
— Ва-аш… — приподняла она брови.
— Так мой же был черный… Ах, да-да… Спасибо. — Корнев смутился. Студентка усмехнулась и вышла.
Причесавшись пятерней, Корнев захлопнул дверь и направился на автобусную остановку. Что-то вытолкало его из дому. Хотелось посмотреть, как поживают люди в поселке Гидростроителей, да заодно узнать — нет ли писем.
В ящике лежало какое-то послание. Он вытащил полосатый конверт и вскрыл. Извлек на свет толстое письмо жены. Наскоро прочел его — она писала, что снова вышла замуж и что теперь дочь Василия Петровича очень полюбила какого-то дядю Володю… Стало муторно. Он скомкал конверт и сунул его в карман, гулять по проспекту расхотелось. Вернулся в мастерскую.
На Элеваторной горе сиял голубой май. Деревья на городском кладбище трепетали лепесточками, выл по-весеннему бульдозер возле нового моста через Челнинку, крякал сцеплением грузовик… Парили белые чайки над блестками волн и переговаривались между собой. От вчерашнего ливня сияли лужи и радостно хрюкали в грязи свиньи.
В мастерской его ждал Некрасов. У порога стоял чемодан.
— Ясненько, — вымолвил Корнев. — Жить?
Тот кивнул.
— Извини. Места нет, — развел руками Василий Петрович.
Прогрохотал мотор. Корнев выглянул в окно — Бочкарева. Она ногой открыла дверь, хлопнула краги о пол и крикнула:
— На гвоздяру напоролась… У тебя клей есть?
— Есть сырая резина, — сказал Корнев.
— Ну тогда ладно. — Она плюхнулась на рундук, закинула ногу на ногу и закурила махорочную сигарету. — Ну, — мотнула она головой в сторону студенток, — не начал еще на алименты работать?
— Все руки не доходят, — ответил Василий Петрович.
— А этот ханыга что здесь торчит? — обратилась она к Некрасову. — От бабы удрал, кобель?!
— Я не удрал. Просто у нас разные интересы. У нее мещанские замашки — мало ей зарплаты…
— А сколько ты гребешь? — спросила Бочкарева.
— Шестьдесят… Я же сторожем. А она требует, чтобы я перешел на стройку. А когда я буду читать?
— Нда-а! — процедил сквозь зубы Василий Петрович.
— Не я у тебя жена! Таскал бы ты ящики на вокзале, да еще и вечерами бы в трех местах подрабатывал! — вздохнула Бочкарева.
— Нельзя все сводить к работе, — возразил Некрасов. — Надо подняться выше. Ведь человек будущего должен быть эрудитом!