Молодой Ленинград 1981
Шрифт:
«Особо следует сказать о создании газового центра в Тюменской области, каким будет г. Надым. В отличие от других городов Среднего Приобья, его решено застраивать капитальными сооружениями с полным коммунальным обслуживанием и повышенным комфортом… Газовый Север будет осваиваться постоянными кадрами за счет призыва молодежи по комсомольским путевкам и демобилизованных воинов…»
«…Главтюменьнефтегазу,
— Здравствуйте, товарищи! Я к больному. Могу я видеть Валерия Петровича?
На пороге стоял высокий молодой мужчина в серо-стальном костюме, очень прямой, с решительным лицом, с жесткими светлыми усами. Валерий встал, прокашлялся и машинально хлопнул себя по левому нагрудному карману, где документы.
— А что, собственно, случилось? — поинтересовался он, принимая независимую осанку и расправляя усы. — Валерий Петрович — это я буду, вот.
— Очень приятно, — мужчина улыбнулся. — Будем знакомы. Меня зовут Александром…
Отрекомендовавшись, он прошел твердой походкой к столу, достал из портфеля четыре бутылки пива, поставил их в ряд, улыбнулся заново и стал пожимать руки всем нам, радостно объясняя:
— У вас вчера врач был, так это Наташа, моя жена. Я как узнал, что ленинградцы приехали, сразу к вам. Мы ведь тоже народ столичный. Очень приятно. Александр. Очень рад. Очень приятно…
Очень приятно повеяло бензинным ароматом то ли с Невского, то ли с Арбата, одеколоном «Шипр» и жигулевским пивом. Но пиво-то откуда?
— Маленький секрет, — сказал Александр и улыбнулся кокетливо, так что можно было заключить сразу, что секретов маленьких этих у него немало и вообще умеет человек развернуться широким фронтом.
— Я только не понял, вы сюда роман писать приехали или поэму? — спросил Александр, моментально освоившись в глубоком удобном кресле со стаканом пива в большой и очень чистой докторской руке. — Впрочем, это ваше дело, мне-то, собственно, все равно. Но учтите: если роман, я вам помогу. Приходите завтра в больницу, в девять часов, я вас с главврачом познакомлю. С ветеранами нашими сведу. Про наших врачей давно пора роман написать. Или хотя бы повесть. Если у вас другие планы были, это ничего. И редакции, кстати, тема такая нужна — героизм советских врачей, будни людей в белых халатах. В нашей больнице героев найдете сколько угодно. Буквально каждый третий. И роман напишете, и повесть, и поэму. Можно и короткий рассказ, у меня несколько сюжетов есть, могу поделиться. Сам давно написать собираюсь, все руки не доходят. Например, о Швалевой Лилии Митрофановне…
Александр не умолкал. А мне было почему-то грустно. Вернее, жалко, что про Швалеву Лилию Митрофановну я уже никогда не напишу, наверное — не смогу. Почему бы это, а? Ведь человек от чистого сердца делится вроде…
— У нас тут знаете как все началось? Меня не
Притихнув как школьники, мы смотрели на Александра с открытыми ртами, приметив сразу его коренное отличие от всех северян, с кем довелось познакомиться прежде. Только изредка кто-то из нас задавал ему робкий уточняющий вопросик и тут же отскакивал, как новичок-защитник от матерого форварда, когда тот уже примерился шайбу вложить и препятствовать ему бессмысленно.
— Да, отличные условия, комната четырнадцать метров, нам с женой вполне достаточно, скоро и сынишку привезем, как только ему два годика исполнится…
— Да, достаточно, полторы ставки, да полярки каждые полгода идут, вы же знаете уже, наверное, по десять процентов каждые полгода нам прибавляют. Каждые полгода. Восемь полярок — потолок. Правда, последние две не через полгода идут, а через год. Седьмая и восьмая. А до шестой — через полгода…
— Нет, не чувствуем абсолютно. Больница великолепная, оборудование современное. Все врачи отличные специалисты, есть у кого поучиться. Журналы выписываем по специальности, не отстаем. Скоро новая больница будет построена, появится возможность роста…
— Нет, сами попросились, сразу по распределению. Нет, не жалеем. Работа, семья, рыбалка…
Мы переглядывались с Борисом. Улыбались друг другу. Борис почесал в затылке, развел руками: да, мол, действительно, счастливый человек, абсолютно счастливый…
— А вы в каком издательстве книгу будете выпускать? — поинтересовался Александр, и я понял, кажется, почему меня не восхищает и даже не радует его абсолютное счастье. Оно же у него, бедного, так насквозь запрограммировано, что не состояться просто не имеет права. Оно известно на пятнадцать лет вперед, ровно на те пятнадцать лет, которые он намерен здесь проработать и, я уверен, проработает, раз решил. Его счастье не допускает случайностей, срывов, больших неожиданных радостей и крупных перемен. Оно на нем — как панцирь на черепахе, непробиваемый панцирь.
Ну, с панцирем-то я уже явно перехватил. Нормальный парень. В конце концов, у каждого свое представление о счастье. У Александра оно вполне определенное. Я бы даже назвал его будущее счастье безмятежным. Не сомневаюсь, что оно придет. Или уже пришло?
И что это я так сразу в штыки к нему? Да не зависть ли это к той определенности, так свойственной медикам вообще, которой так не хватает нам, людям пишущим? Как знать, может, и пишем-то мы только затем, чтобы определенность эту добыть — ту самую, которая таким вот, как Александр, с рожденья дается и укрепляется еще профессией. Перед его профессией человек наг и понятен. По крайней мере спервоначалу…
— Да мы еще, собственно, не знаем, что написать-то удастся, — сказал Валерий, как бы извиняясь. — Мы ведь чего хотим — счастливого найти. Вот ищем, понимаешь, кому на Севере жить хорошо…
— Странная задача, — Александр пожал плечами. — Разве сразу не ясно, что здесь всем лучше? Во-первых, снабжение…
— Это-то ясно, — перебил Борис, поморщившись. — Снабжение, зарплата, кооператив на Земле построишь…
— Вот именно, — кивнул Александр. — Так у нас и запланировано. В Москве, например, или в Ленинграде. Посмотрим.