Моммзен Т. История Рима.

Моммзен Теодор

Прежде всего и с наибольшим успехом реакция обрушилась на самый грандиозный замысел Гракха — уравнение в правах сначала италиков и римских граждан, а затем жителей провинций и италиков. Уничтожив таким путем различие между только властвующими и только подчиненными, между только потребляющими и только трудящимися гражданами государства, Гракх надеялся разрешить социальный вопрос посредством эмиграции; она должна была быть проведена в таких обширных размерах и в таком систематическом виде, как никогда в истории. Со всем ожесточением и злобным упрямством, свойственными старческому бессилию, восстановленная олигархия опять навязывала новой эпохе принцип отживших поколений: Италия должна оставаться господствующей страной во всем мире, а Рим — господствующим городом в Италии. Еще при жизни Гракха италийским союзникам было отказано в равноправии, а против грандиозной идеи заморской колонизации предпринята была очень энергичная атака, которая послужила ближайшей причиной гибели Гракха. После его смерти правительственная партия без труда отклонила проект восстановления Карфагена, хотя отдельные уже розданные там участки остались у их владельцев. Однако правительству не удалось помешать демократической партии основать подобную колонию в другом месте: во время завоеваний по ту сторону Альп, начатых Марком Флакком, там была основана в 636 г. [118 г.] колония Нарбон (Нарбонна). Эта самая древняя из

гражданских общин в заморских владениях Рима уцелела, несмотря на многократные нападки правительственной партии и даже прямое предложение сената упразднить ее. Она существовала долгое время, вероятно благодаря поддержке заинтересованного римского купечества. Но за этим исключением, не имевшим в силу своей единичности большого значения, правительству удалось прекратить раздачу земель вне пределов Италии.

В том же духе был разрешен и вопрос об италийских государственных землях. Мысль Гая об учреждении колоний в Италии, особенно в Капуе, была отвергнута; поскольку некоторые из них уже были основаны — колонистов распустили. Уцелела только небольшая тарентская колония: новый город Нептуния отныне существовал рядом с прежним греческим городом. Все земли, розданные помимо организации колоний, остались у получивших их; ограничения прав их владельцев, введенные Гракхом в интересах общественного блага — наследственная аренда и неотчуждаемость участков, — были отменены еще Марком Друзом. Что касается тех государственных земель, которые еще продолжали находиться во владении частных лиц по праву оккупации и в большинстве своем состояли из земель, занятых латинами, и из земель, оставленных за владельцами на основании гракховского максимума, то правительство решило окончательно закрепить их за прежними оккупантами и устранить возможность их раздачи в будущем. Правда, из этих земель предполагалось в первую очередь выкроить 36 000 новых крестьянских участков, обещанных Друзом. Однако правительство уклонилось от задачи разыскать необходимые для этих раздач сотни тысяч югеров италийских государственных земель. Колонизационный закон Ливия уже сослужил свою службу, и правительство втихомолку сдало его в архив. Только небольшая колония Сколаций (Squillace) вероятно, основана в силу этого закона.

Зато на основании закона, проведенного по поручению сената трибуном Спурием Торием, была упразднена в 635 г. [119 г.] комиссия по разделу земель, а на оккупантов государственных земель была возложена уплата подати в неизменном размере; доход с нее пошел в пользу столичной черни, им, по-видимому, частично покрывались расходы по раздаче хлеба. Более радикальные предложения — быть может, увеличение норм раздачи хлеба — были отклонены благоразумным трибуном Гаем Марием. Спустя 8 лет (643) [111 г.] был сделан последний шаг: новое народное постановление ³³ освободило оккупированные государственные земли от уплаты подати и обратило их в частную собственность оккупантов. Кроме того было постановлено, что в будущем недопустимо занятие государственных земель частными лицами, эти земли должны сдаваться в аренду или оставаться общественными пастбищами. В последнем случае для права пользования пастбищем был установлен очень низкий максимум в 10 штук крупного и 50 штук мелкого скота, для того чтобы крупные скотовладельцы фактически не вытесняли мелких. В этих разумных мероприятиях заключается официальное признание вредных результатов прежней системы оккупации государственных земель, впрочем, давно отмененной (I, 754). К сожалению, эти меры были приняты лишь тогда, когда прежняя система уже успела отнять у государства почти все его земли. Таким образом римская аристократия заботилась о своих интересах, обратив в свою частную собственность все государственные земли, которые еще оставались в ее руках. Одновременно она задобрила также италийских союзников: правда, она не предоставила им прав собственности на занятые ими, в частности их муниципальной аристократией, государственные земли, но она оставила за ними в полном объеме права, установленные их привилегиями. Противная партия оказывалась в затруднительном положении, потому что по важнейшим материальным вопросам интересы италиков были диаметрально противоположны интересам столичной демократии. Италики даже вступили в своего рода союз с римским правительством и искали в сенате защиты от крайних замыслов римских демагогов и находили ее.

Правительство реставрации успешно трудилось над искоренением тех благих зачатков, которые были заложены в гракховской конституции. Но оно было совершенно беспомощно против враждебных ему сил, пробужденных Гракхом не в интересах общественного блага. За столичным пролетариатом оставалось право кормиться за счет государства. Сенат мирился также с тем, что присяжные выбирались из среды купечества, как ни тяготило это ярмо лучшую и самую гордую часть аристократии. Это были позорные путы для аристократии, но мы не видим с ее стороны серьезных попыток освободиться от них. Закон Марка Эмилия Скавра от 632 г. [122 г.], по крайней мере подчеркивавший конституционные ограничения избирательных прав вольноотпущенников, был в течение долгих лет единственной, очень робкой попыткой сенатского правительства снова обуздать своего тирана — чернь. Лишь через 17 лет после введения всаднических судов (648) [106 г.] консул Квинт Цепион внес законопроект о возвращении судебных функций сенаторам. Этот законопроект обнаружил тайные стремления правительства, но вместе с тем он послужил мерилом его действительной силы, когда шла речь не о расхищении государственных земель, а о мере, затрагивающей интересы влиятельного сословия: законопроект провалился ³⁴ .

Правительству не удалось отделаться от неудобных соучастников его власти. Эти меры лишь портили добрые отношения правящей аристократии с купечеством и пролетариатом, отношения, которые и без того никогда не были искренними. Купечество и пролетариат понимали, что все уступки делаются сенатом против воли, под давлением страха. Не связанные прочно с сенатом ни признательностью, ни материальными интересами, оба сословия были готовы служить любой власти, которая дала бы им большие или хотя бы те же выгоды, и пользовались всяким удобным случаем, чтобы досаждать сенату и тормозить его деятельность.

Таким образом реставрация продолжала править, следуя желаниям и взглядам легитимной аристократии, но вместе с тем сохраняя государственные учреждения и способы тирании. Ее власть не только опиралась на те же силы, что и власть Гракха, но была столь же шаткой, даже, пожалуй, еще более шаткой. Она была сильна, когда в союзе с чернью разрушала вполне целесообразные учреждения. Но она была совершенно бессильна при столкновениях с уличными бандами и интересами купечества. Аристократия сидела на освободившемся троне с нечистой совестью и противоречивыми надеждами, она была озлоблена против учреждений своего государства, но была неспособна заняться преобразованием их по какому-нибудь обдуманному плану. Она была нерешительна в своих действиях и в своем бездействии за исключением того, что

касалось ее собственных материальных интересов; она являлась олицетворением вероломства по отношению к собственной партии и к партии враждебной, олицетворением внутреннего противоречия, самого жалкого бессилия, самого грубого своекорыстия, непревзойденным образцом дурного управления.

Иначе и быть не могло. Вся нация и в первую очередь высшие сословия находились в состоянии духовного и морального упадка. Конечно, и до эпохи Гракхов аристократия не блистала талантами, и скамьи сената заполнялись трусливым и развращенным аристократическим сбродом. Однако там все же заседали Сципион Эмилиан, Гай Лелий, Квинт Метелл, Публий Красс, Публий Сцевола и много других уважаемых и даровитых людей, и при некоторой снисходительности можно было утверждать, что сенат соблюдал меру в несправедливости и известные приличия в дурном управлении. Эта аристократия была свергнута, затем снова восстановлена; с тех пор на ней лежало проклятие реставрации. Если прежде аристократия управляла с грехом пополам, не встречая более ста лет сколько-нибудь серьезного сопротивления, то кризис, подобно молнии в темную ночь, осветил пропасть, зияющую у ее ног. Можно ли удивляться, что с тех пор правящая старая знать всегда проявляла озлобление, а когда хватало мужества, то и настоящий террор; что правители, сомкнув свои ряды в сплоченную партию, расправлялись с народом еще несравненно круче, чем прежде; что снова на первый план, как в худшие времена патрициата, выдвинулась семейная политика и, например, четыре сына и (вероятно) два племянника Квинта Метелла, не говоря уже о зятьях и т. д., люди за одним единственным исключением совершенно ничтожные и выдвинувшиеся отчасти именно благодаря своей ограниченности, в течение пятнадцати лет (631—645) [123—109 гг.]все достигали должности консула и удостаивались, за исключением одного, триумфальных почестей? Чем больше насилия и жестокости проявлял аристократ в борьбе с партией противника, тем больше был почет ему; настоящему аристократу прощались все преступления и все позорные деяния. Отношения между правящими и управляемыми только тем отличались от отношений между воюющими сторонами, что в этой войне не признавалось международное право. К сожалению, было вполне понятно, что если старая аристократия бичевала народ плетьми, то реставрированная аристократия припасла для него скорпионы. Аристократия вернулась к власти, но не сделалась ни умней, ни лучше. Никогда еще во всей римской истории не было среди аристократии такого полного отсутствия государственных и военных талантов, как в эту эпоху реставрации, в период между гракховской революцией и революцией Цинны.

В этом отношении показательна фигура тогдашнего корифея сенатской партии Марка Эмилия Скавра. Происходя из очень знатной, но небогатой семьи, он вынужден был опираться на свои недюжинные дарования. Он достиг должности консула (639) [115 г.], затем цензора (645) [109 г.], долгое время был принцепсом сената и политическим оракулом своего сословия. Он увековечил свое имя своими ораторскими и литературными выступлениями, а также тем, что воздвиг некоторые из значительнейших государственных построек седьмого столетия. Однако при ближайшем рассмотрении все его прославленные подвиги сводятся к тому, что в качестве полководца он добился в Альпах нескольких дешевых побед, а в качестве государственного деятеля провел закон об избирательном праве и о борьбе против роскоши, который был столь же дешевым триумфом над революционным духом времени. Настоящий же его талант заключался в том, что, будучи покладистым и продажным, как любой почтенный сенатор, он умел, однако, ловко изворачиваться, когда дело становилось рискованным. Главным же образом он умел, пользуясь своей внушительной и почтенной внешностью, разыгрывать перед публикой роль Фабриция. В военном деле встречались в виде исключения талантливые офицеры из высших кругов аристократии. Но, как общее правило, аристократ, прежде чем стать во главе армии, наскоро вычитывал из греческих военных руководств и из римских летописей кое-какие сведения, необходимые для разговоров о военном деле, а по прибытии в лагерь в лучшем случае передавал действительное командование офицеру незнатного происхождения с испытанными дарованиями и испытанной скромностью. Действительно, если несколько столетий назад римский сенат походил на собрание царей, то потомки этих царей недурно разыгрывали роль принцев. Но теперь бездарности этой реставрированной знати вполне соответствовало ее политическое и моральное ничтожество. В религии (к этому мы еще вернемся), как в зеркале, отразилась глубокая нравственная испорченность этой эпохи; вся внешняя история рассматриваемой эпохи также свидетельствует о полной несостоятельности римской знати. Это один из важнейших моментов этой эпохи. Но если бы у нас и не было этих свидетельств, то длинный ряд отвратительнейших преступлений, совершенных представителями высшего римского общества, является достаточной характеристикой его глубокого падения.

Управление, внутреннее и внешнее, соответствовало такому правительству. Социальный упадок Италии усиливался с ужасающей быстротой. С тех пор, как аристократия добилась легального разрешения скупать участки мелких землевладельцев и теперь, снова обнаглев, все чаще прибегала к насильственным выселениям, мелкие крестьянские хозяйства исчезали, как капли дождя в море.

Экономическая олигархия по меньшей мере шла в ногу с политической. Об этом свидетельствуют слова умеренного демократа Луция Марция Филиппа, заявившего в 650 г. [104 г.], что среди всей массы римских граждан едва ли найдется 2 000 зажиточных семейств. Фактическим комментарием к этому снова служили восстания рабов в первые годы войны с кимврами; они ежегодно вспыхивали в Италии: в Нуцерии, в Капуе, в округе Фурий. Это последнее восстание приняло уже столь значительные размеры, что против восставших пришлось выступить городскому претору с легионом; однако он подавил восстание не силой оружия, а с помощью предательства. Зловещим симптомом было и то обстоятельство, что во главе восстания стоял не раб, а римский всадник Тит Веттий; его толкнули на этот безумный шаг долги, он дал своим рабам свободу и провозгласил себя царем (650) [104 г.]. Правительство видело большую опасность в скоплении массы рабов в Италии; об этом свидетельствуют и меры предосторожности, принятые им в Виктумулах, где с 611 г. [143 г.] производилась промывка золота за счет казны. Сначала правительство обязало откупщиков держать здесь не больше 5 000 рабов, затем пришлось издать сенатский декрет, совершенно запрещавший эти работы. Действительно, если бы в Италию вторглось войско заальпийских народов, что было весьма возможно, и призвало к оружию рабов, большинство которых принадлежало к его соплеменникам, то при тогдашнем режиме государство оказалось бы в самой крайней опасности.

Относительно еще больше страдали провинции. Представьте себе, что происходило бы в Ост-Индии, если бы английская аристократия была похожа на римскую аристократию в рассматриваемый период, и вы поймете положение Сицилии и Азии. По закону к купечеству отошло право контроля над должностными лицами республики; это побудило последних действовать в известной мере солидарно с купечеством: римские администраторы своей беспредельной угодливостью перед капиталистами в провинциях покупали себе возможность неограниченного грабежа и оплот против судебных взысканий.