Моммзен Т. История Рима.
Шрифт:
В этих странах самым могущественным в то время был великий кельтский народ. Согласно местным сказаниям (I, 309), кельты покинули берега Западного океана и хлынули на юг от Альпийского хребта в долину реки По и одновременно к северу от нее по верхнему течению Рейна и по Дунаю.
Одно из этих кельтских племен, могущественные и богатые гельветы, жило по обоим берегам верхнего Рейна. Не соприкасаясь непосредственно с римскими владениями, гельветы жили с Римом в мире и на договорных началах. Территория гельветов простиралась тогда от Женевского озера до реки Майна, включая, вероятно, теперешнюю Швейцарию, Швабию и Франконию. Их соседями были бои, занимавшие, по-видимому, теперешнюю Баварию и Богемию 46 . К юго-востоку от боев жило другое кельтское племя. В Штирии и Каринтии оно было известно под именем таврисков, позднее — нориков, во Фриуле, Крайне и Истрии — под именем карнов. Их город Норея (близ Санкт-Вейта, к северу от Клагенфурта) процветал и славился своими железными рудниками, которые уже тогда усердно разрабатывались. Но еще большей приманкой для италиков явились открытые там именно в то время богатые золотые прииски. Однако местное население прогнало пришельцев и захватило эту тогдашнюю Калифорнию исключительно в свои руки.
Эти два потока кельтов, разлившиеся по обеим сторонам Альп, заняли по своему обычаю преимущественно равнины и холмистые местности. Горные области, а также долина
Если кельтские и некельтские племена, жившие в альпийских горах и по ту сторону Альп, часто смешивались между собой, то, понятно, это смешение народов произошло в еще более обширных размерах в странах по нижнему течению Дуная, где не было высоких горных хребтов, которые на западе составляли естественные преграды.
Первоначальное иллирийское население, последними чистокровными остатками которого, по-видимому, являются теперешние албанцы, сильно смешалось с кельтами, по крайней мере в глубине страны. Кельтское оружие и кельтские военные приемы были там всюду в употреблении.
Ближайшими соседями таврисков были япиды, жившие в Юлийских Альпах в нынешней Кроации до Фиуме и Ценга на юге. Это было племя иллирийского происхождения, но оно сильно смешалось с кельтами. На побережье их соседями были далматы, о которых была речь выше. Кельты, по-видимому, не проникли в их суровые горы.
Внутри страны господствующую роль играло кельтское племя скордисков, занимавшее нижнее течение Савы вплоть до Моравы, т. е. нынешние Боснию и Сербию. Скордиски покорили трибаллов, некогда самый могущественный здесь народ, и играли главную роль еще в кельтских походах на Дельфы. В своих набегах они проникали в Мезию, Фракию и Македонию и об их дикой храбрости и жестоких нравах ходило немало страшных рассказов. Их главным военным центром являлась крепость Сегестика, или Сисция, при впадении Кульпы в Саву.
Народы, жившие в то время в нынешней Венгрии, Трансильвании, Румынии и Болгарии, оставались еще вне политического кругозора римлян. Только с фракийцами римляне сталкивались на восточной границе Македонии в Родопских горах. Даже для более сильного правительства, чем тогдашнее римское, нелегко было бы обеспечить регулярную и достаточную охрану границ, отделявших римские владения от этих обширных варварских стран. Но то, что было сделано для этой важной цели при правительстве реставрации, не удовлетворяет даже самых скромных требований. Экспедиций против альпийских племен было, кажется, предпринято немало. В 636 г. [118 г.] был отпразднован триумф по случаю побед над стоэнами, жившими, вероятно, в горах к северу от Вероны. В 659 г. [95 г.] войска консула Луция Красса исходили вдоль и поперек альпийские долины и вырезывали жителей. Однако ему не удалось перебить их достаточное количество, для того чтобы он мог отпраздновать дешевый триумф и к своей славе оратора присоединить лавры победителя. Рим ограничивался такими расправами, которые вызывали только озлобление среди местного населения и не лишали его возможности вредить римлянам. По-видимому, римские войска после таких экспедиций отзывались обратно. Поэтому положение по ту сторону По оставалось по существу без перемен. На противоположной границе, во Фракии, римляне, должно быть, обращали мало внимания на своих соседей. Есть лишь указания на сражения в 651 г. [103 г.] с фракийцами, а в 657 г. [97 г.] с медами в горах между Македонией и Фракией. Серьезнее была борьба в Иллирии. Здесь на неспокойных далматов постоянно жаловались соседи и корабельщики, плававшие в Адриатическом море. На совершенно незащищенной северной границе Македонии, проходившей, по меткому выражению одного римлянина, там, куда доставали римские мечи и копья, бои с соседями не прекращались. В 619 г. [135 г.] римляне предприняли поход против ардиеев (или вардеев) и плереев (или паралиев); эти далматские племена жили на побережье к северу от устья Наренты и не прекращали своих разбоев на море и противоположном берегу. По приказу римлян они переселились с побережья внутрь страны, в нынешнюю Герцеговину, и стали заниматься земледелием. Однако в скором времени они захирели в этой суровой стране при новых непривычных занятиях. Одновременно римляне из Македонии напали на скордисков, которые, вероятно, действовали заодно с упомянутыми племенами на побережье. Вскоре после этого, в 625 г. [129 г.], консул Тудитан вместе с доблестным Децимом Брутом, покорителем испанского племени галлеков, усмирил япидов. Сначала он потерпел поражение, но в конце концов проник в глубь Далматии, до самой реки Керки, в 25 немецких милях от Аквилеи. Усмиренные япиды стали с тех пор жить в дружбе с Римом. Однако через 10 лет (635 г.) [119 г.] далматы снова восстали и снова в союзе со скордисками. Против последних выступил консул Луций Котта и дошел, видимо, до Сегестики, а против далматов двинулся в то же время его сотоварищ консул Луций Метелл, старший брат победителя Нумидии, прозванный после этого Далматийским. Он покорил далматов и перезимовал в Салоне (Спалато); с тех пор этот город стал главным римским военным центром в этой стране. Возможно, что к этому времени относится проведение Габиниевой дороги, которая шла от Салоны в восточном направлении на Андетрий (у Муха), а оттуда дальше вглубь страны.
Экспедиция консула 639 г. [115 г.] Марка Эмилия Скавра против таврисков 47 была больше похожа на завоевательную войну. Скавр был первым римлянином, перешедшим цепь Восточных Альп в самой низкой ее части между Триестом и Лайбахом. Он заключил с таврисками договор о гостеприимстве и дружбе и таким образом упрочил немаловажные торговые сношения; при этом Рим не был вовлечен в движения народов по ту сторону Альп, что неизбежно было бы в случае формального покорения таврисков.
О борьбе римлян со скордисками почти нет сведений. Единственным, но красноречивым свидетелем этой борьбы является недавно найденный близ Фессалоник римский надгробный памятник, относящийся к 636 г. от основания Рима [118 г.]. Надпись сообщает, что в этом году македонский наместник Секст Помпей пал у Аргоса (близ Стоби на верхнем Аксии или Вардаре) в битве с местными кельтами; что вскоре после этого прибыл квестор Марк Анний со своим войском и отчасти покорил неприятеля, но потом те же кельты в союзе с Типасом, королем медов (на верхнем Стримоне), снова в еще большем числе напали на римлян, и последним стоило большого труда отразить варваров 48 .
Успешнее сражались его преемники: Гай Метелл Капрарий (641—642) [113—112 гг.], Марк Ливий Друз (642—643) [112—111 гг.], первый римский полководец, достигший берегов Дуная, и Квинт Минуций Руф (644—647) [110—107 гг.], который прошел по течению Моравы 50 и нанес скордискам сильное поражение. Тем не менее скордиски, вскоре снова соединившись с медами и дарданами, вторглись в римские владения и даже ограбили дельфийское святилище. Лишь тогда Луций Сципион закончил, наконец, 32-летнюю войну со скордисками и прогнал остатки их на левый берег Дуная 51 . С тех пор первая роль в области между северной границей Македонии и Дунаем переходит от них к упомянутым выше дарданам (в Сербии).
Однако эти победы привели к такому последствию, которого победители не предвидели. Уже давно один «неусидчивый народ» бродил у северных окраин территории, которую занимали кельты по обоим берегам Дуная. Он называл себя кимврами, т. е. Chempho, «борцами» (K"ampen), или, как переводили это название их враги, разбойниками. Впрочем, это название, вероятно, стало именем этого народа еще до выхода кимвров с их родины. Кимвры пришли с севера. Первыми кельтами, с которыми они столкнулись, были, насколько нам известно, бои, вероятно — в Богемии. Современники не оставили нам более подробных сведений о причине их переселения и о направлении их движения 52 . Мы не можем заполнить этот пробел догадками, так как все, что происходило в тот период на север от Богемии и Майна и на восток от нижнего течения Рейна, полностью скрыто от нас. Зато мы имеем ряд вполне определенных фактов, свидетельствующих, что кимвры, равно как и присоединившиеся к ним позднее скопища тевтонов, принадлежали в своем ядре не к кельтам, как думали сначала римляне, а к германцам. Об этом самым определенным образом свидетельствуют следующие факты. Появление двух небольших племен с тем же именем — по всей вероятности, остатков автохтонного населения, не покинувших своих первоначальных обиталищ, — а именно кимвров в нынешней Дании и тевтонов в северо-восточной Германии близ Балтийского моря, где о них упоминает еще современник Александра Великого Пифей в связи с торговлей янтарем. Далее о том же говорит наличие кимвров и тевтонов в списке германских народностей среди ингевонов наряду с хавками; мнение Цезаря, впервые указавшего римлянам на различие между германцами и кельтами (Цезарь причисляет кимвров, которых он, вероятно, еще сам видел, к германцам); наконец, самые названия этих народов и данные об их внешнем виде и нравах, данные, которые, правда, подходят ко всем вообще северным народам, но все же особенно подходят к германцам. С другой стороны, естественно предположить следующее: эти полчища переходили с места на место, быть может, десятки лет; проходя по стране кельтов или близ нее, они, несомненно, охотно принимали в свою среду всякого приставшего к ним воина; отсюда естественно, что полчища кимвров должны были включать немало кельтских элементов. Поэтому не приходится удивляться, что у кимвров встречались вожди с кельтскими именами или что римляне собирали сведения о кимврах через шпионов, говоривших на кельтском языке. Это было странное шествие, подобного которому римляне никогда еще не видали: не набег конных хищников и не «священная весна» молодежи, отправляющейся на чужбину, — весь народ двинулся с женами и детьми и со всем скарбом на поиски новой родины. Жильем служили им повозки; вообще у всех не ставших еще вполне оседлыми народов Севера повозки имели другое назначение, чем у эллинов и италиков; обычно телеги сопровождали также кельтов в их лагерь. Под кожаной крышей повозки помещались утварь, женщины, дети и даже собаки. Жители Юга с удивлением смотрели на этих высоких стройных людей с темно-русыми волосами и светло-голубыми глазами, на их сильных, статных женщин, мало уступавших ростом и силой своим мужьям, на детей со старческими волосами, как их называли италийцы, удивляясь белокурым детям Севера. Военные приемы кимвров были в сущности те же, что и у кельтов того времени; кельты уже не сражались, как некогда италики, с помощью одних мечей и ножей и с непокрытой головой, а носили медные и часто богато украшенные шлемы и пользовались оригинальным метательным оружием «materis». При этом у них остались в употреблении большие мечи и узкие длинные щиты; кроме того они носили панцири. Была у них и конница, но римляне превосходили их в этом отношении. Их боевой строй по-прежнему являлся грубым подобием фаланги, имеющей якобы одинаковое число рядов в ширину и в глубину. Воины первого ряда нередко в опасных боях связывали себя веревками, продевая их в свои металлические пояса. Нравы кимвров были грубы. Мясо часто ели сырым. Своих королей-предводителей они выбирали из самых храбрых воинов, по возможности из самых высоких ростом. Подобно кельтам и вообще варварам, они нередко заранее уславливались с противником о дне и месте боя и перед началом боя вызывали отдельных неприятельских воинов на поединки. Перед боем они выражали презрение к врагу непристойными жестами и поднимали страшный шум: мужчины оглашали воздух боевым кличем, а женщины и дети барабанили по кожаным навесам повозок. Кимвры дрались храбро, считали смерть на поле брани единственной приличествующей свободному человеку. Зато после победы они предавались самым диким зверствам. Заранее давали обет принести в жертву богам войны всю военную добычу. В таком случае уничтожали всю кладь врага, убивали лошадей, а пленников вешали на месте или сохраняли в живых только для того, чтобы принести в жертву богам.
Эти жертвоприношения совершали жрицы, седые, в белых льняных одеяниях и босые, подобно Ифигении в стране скифов. Они предсказывали будущее по крови, струившейся из тела жертвы. Нельзя сказать, что в нравах кимвров являлось общим для всех северных варваров, что было заимствовано от кельтов и что надо считать отличительной чертой самих германцев. Однако обычай, что не жрецы, а жрицы сопровождали войско и руководили его движениями, несомненно, германского происхождения. Так двигались кимвры внутрь неведомых стран — чудовищный клубок разноплеменного люда, приставшего к ядру германских выходцев с берегов Балтийского моря. Их можно сравнить с нынешними массами эмигрантов, которые пускаются за море тоже со всем своим скарбом, так же пестры по своему составу и, пожалуй, так же не знают, что их ожидает впереди. Кимвры перевозили свою громоздкую крепость из повозок через реки и горы с ловкостью, которая приобретается в долгих странствиях. Они были так же опасны для культурных стран, как морские волны или ураган, но вместе с тем так же своенравны и неожиданны: то быстро устремлялись вперед, то внезапно останавливались, поворачивали в сторону или назад. Они появлялись и поражали подобно молнии и столь же быстро исчезали. К сожалению, в ту глухую эпоху, когда они появились, ни один наблюдатель не нашел нужным подробно описать этот удивительный метеор. Впоследствии стали догадываться, что это первое вторжение германцев в круг античной цивилизации является одним из звеньев в длинной цепи событий. Но к тому времени все непосредственные и живые известия о нем успели совершенно заглохнуть.