Монахиня Адель из Ада

Фрэй Анита

Как уже было сказано, вместо громадного холла с вертушкой и напомаженной толпы, в этот раз за зеркалом, прямо за дверью шкафа, обнаружилась маленькая скромная комнатёнка, типа прихожей, только без вешалок и полочек. Совершенно пустая, с одной-единственной дверью, довольно обшарпанной. Через ту дверь вошли в соседний покой, который был побольше, но тоже убранством не отличался: голые стены были сплошь уставлены… дверьми! Будто там денно и нощно трудились мастера-дверники, и лишь на секунду вышли, перекусить, руки вымыть.

— А где рабочие? —

поинтересовался Мася.

— Они здесь, незримо присутствуют…

— Это и есть мои родственники? Благородных кровей?

— Кое-кого из них ты, возможно, помнишь, а уж похоронил ты — из последнего десятка почти каждого, тебя ведь регулярно на похороны таскали…

Вторая комната тоже оказалась проходной, за ней располагался маленький уютный тупичок, стены которого были украшены фотками рабочих и крестьян, как в музее революции.

— Почитай надписи, вникни в детали!

Максимка начал вглядываться в буковки под каждым фото.

— Егор, сын Петра… Пётр, сын Владимира… Владимир, сын Прохора… Прохор, сын Ивана…

Старуха хитренько прищурилась.

— Ну, что странного заметил? И заметил ли?

— Ха! Между отцом и сыном разница — всего ничего, лет пять! А вот тут — вообще два года!..

— Однако, ошибки нет! У твоих предков, особенно у тех, что видели царя, был заведен крепкий обычай — непременно усыновлять друг друга. Брат брата мог усыновить, и не одного…

— Зачем?!

— Грубо говоря — для «накрутки». Одно поколение — это лет двадцать, как минимум, за сто лет всего пять поколений проходит, а им было к спеху, ужасно к спеху, хотели сто лет в двести превратить!

— Не понимаю…

— Постепенно поймёшь. И ещё одна традиция была: урабатываться до смерти! Мужья трудились круглосуточно, а жёны вечно на сносях ходили — тоже адская работа…

— А как же гигиена труда? — Мася помнил это выражение из школы.

— Им было не до гигиены, липовые «поколения» надо было наполнять нелиповым трудом, всего за пару лет каждый обязался вырабатывать жизненную норму, вот и вкалывали — год за десять! А теперь слушай с самого начала…

Старуха начала длинное повествование о том, как во время революции 1917 года и позже, в годы гражданской войны, арестовывали и уничтожали абсолютно всех родственников царской семьи, включая и внебрачных отпрысков.

— Мало кому спастись удалось, да и те давно за границей корни пустили. А Максим Дверников, твой прапрапрапрадед, ухитрился с семьёй в имении матери схорониться. Там и клятву дал: если выживет, будет работать втройне, лишь бы династию расширить, приумножить и… максимально растянуть во времени!

— А последнее-то зачем? Время-то у всех одно… Зачем самих себя и других обманывать? Их же всё село звало мартышками — за мартышкин труд, а кое-кто сектантами величал!

— Старуха глянула на него с усмешкой, покачала головой, вздохнула:

— Со стороны вся их трудолюбивая компания смахивала на секту, но в реальности… Ладно, так и быть, раскрою все тайны,

ты ведь не из болтливых, ась?

— Дык, я же ещё и подписку давал!

— Ха! Многие дают подписку, а потом спьяну всё вываливают, в первой же весёленькой компании, вот как друзья твои — Свиридка-Токио и Лиза-Село! Думают, если я здесь, а они на Обводном, так не вижу и не слышу ничего…

— Что-то не припомню таких кличек! Кто это?

— Это два оболтуса в летах, которые тебя, под видом дальнего родственничка, доставили к Ляле с Юрой!

— Так рыжая — не моя тётка?!

— Нет.

— Класссс! А я было хотел расстроиться…

— Знала, что обрадуешься, потому и разоблачила их в твоих глазах. Нужны они мне были, позарез нужны для той операции, а никого другого под рукой не оказалось. Я ведь за съём квартиры не плачу, выходит — граблю хозяев. Так пусть хоть машинёшку новую получат, думаю, а я за неё Главному потом отдельный ответ держать буду…

Мася занервничал, аж испариной покрылся.

— Вы обещали тайну — так валяйте, я не проболтаюсь!..

Начала старуха с большого далека, с истории Василия Блаженного, легендарного святого, который мог, плеснув стакан водички через плечо, потушить какой-нибудь пожарчик — километров этак за пятьсот от места, где трапезничать изволил. И ещё много историй выпалила, вся соль которых заключалась в достижении огромных результатов путём затраты маленьких усилий.

— Всё зависит от масштаба личности. Иной пыжится, тужится, напрягается и — ничего, а иной — мизинцем шевельнёт, и на другом конце планеты гора рушится…

— А у меня масштаб какой?

— Правильно мыслишь, — крякнула старуха, — масштаб у тебя примерно тот же, что и у всех в вашем роду, у Дверниковых…

Максим напрягся, начал вспоминать… Было дело! Масштабное! Однажды пожелал поэтишке, унизившему его в стенгазете, чтоб он двоек нахватал, так тот потом долго дневник родителям показать боялся. И ещё случались случаи, но о них как-то неудобно было вспоминать.

— Думаешь, почему я в обносках хожу? — продолжила мадам. — Ведь и у меня масштаб не хухры-мухры! Возьми я из казённых средств хоть одну копейку — она в моих руках обретёт в цену миллиона. Я ведь у всех на виду, меня почитают, так что воровкой слыть не хочется. Как увидят, что я разоделась-расфуфырилась, сразу станут подсчитывать, сколько украла. Пример дурной брать начнут!

— Думаете?

— Уверена! А Главный — тот и вовсе в дерюжке ходит! Правильно! Зачем ему себя самого объегоривать? Возьмёт лишнее — получится, что у себя украл! Он же…

— Князь мира сего?

— Да! Матерьяльная часть вся его, хотел бы — уж так выпендрился бы!..

Мася снова вспомнил про обещанную тайну.

— А… А при чём тут, всё-таки, моя родня? Вы про них какие-то секреты знаете или пошутили?

Прежде чем ответить, старуха собрала со стен все фотографии, освободила от рамок, сложила в лёгонькую стопочку, сунула в полиэтиленовый пакет.