Монахиня Адель из Ада
Шрифт:
— Почему ночи, выгляни в окно — там день!
Максимка помчался в одну из комнат. Та была залита ярким светом, отнюдь не вечерним. Сентябрьское солнце, пару часов назад набравшее высоту, теперь медленно шло на покой. Тени изрядно вытянулись.
— А какое сегодня число?
— Какое и было! Глянь на мобильник…
Трудно верилось, но то был день катания на грузовике. После катания долго и нудно пили чай на кухне, потом носились по коридорам преисподней, потом он спал, потом беседовал с мадам в её комнате, потом была помолвка…
Максимка
— Кошмар! Мы сюда прибыли в два часа дня, а теперь опять два часа… того же самого дня…
— Но ты же понимаешь, в чём секрет…
— Да…
— Немного успокоился?
— Да!
— Тогда лови очередной сюрприз!
После этих слов прозвучал звонок в прихожей. Максимка рванулся туда, глянул в глазок. Какие-то двое взрослых, рыжая дама, вся в пышных кудрях, и чёрненький прилизанный дяденька-азиат неистово улыбались ему, вроде как даже рожи корчили. Ну да, ведь дверной глазок все рожи искажает.
— Кто там?
— Максимка, открывай, да поживее! — сказала рыжая дама с сильным сельским акцентом.
— А кто вы?
— Не узнал?
— Ты не узнал свою двоюродную тётю? — хорошим русским языком, но примерно с тем же сельским акцентом, спросил азиат.
Мадам бросилась на помощь: отодвинула трусишку в сторону, сделала повернула ключ. Дверь отворилась, и в прихожую ввалились вышеупомянутые двое — с огромным чемоданом и несколькими сумками. От них и от багажа несло каким-то непонятным духом. И разило мужским одеколоном.
— Ну, дай я тебя расцелую! — бросилась к Максиму рыжая тётка, заключив в цепкие объятия, будто он охапка сена.
— Ты не узнал меня — а я не обижаюсь! Ведь сколько лет прошло! Когда я уезжала за границу, ты был ещё совсем малюткой, даже разговаривать не умел…
И сейчас Мася усомнился, сможет ли разговаривать. Нашло какое-то странное оцепенение: немота плюс общий ступор. Чёрненький, лысоватый, с небольшой проседью дядька, смахивавший то ли на корейца, то ли на китайца, тоже запричитал, прям как сельская баба:
— Ой, какие же мы стали больши-и-ие… Да какие блондинистые-е-е…
Процедуру встречи прервала мадам:
— Ну, всё, кладите чемоданы в угол и везите мальца домой, а то его там заругают…
— Кто заругает? Кто посмеет? — возмутился азиатский мужик. — Ведь родителей у него нет, если я не ошибаюсь!
— Не знаете, так и нечего зря языками чесать! У меня такие соседи — лучше всяких родителей! Я дядя Юре, когда вырасту, иномарку куплю! Японскую! — с горячностью выпалил Мася, при этом смерив азиата с ног до головы холодным взглядом.
— Ладно-ладно, поезжайте! — снова вклинилась мадам. Тут уже она мерила взглядом, и не дядьку-азиата, а Максимку. В её взгляде было: «Идиот, что ли?» От этого взгляда Максимке стало стыдно. Ну, и дубина же он! Нет, пожалуй, теперь лучше подчиняться. И
Забросив Масин рюкзак в багажник, японец плюхнулся за руль, а мадам уселась вместе с двоюродным племянником на заднем сидении и тут же, сходу, начала его тискать.
— Ну, хоть немно-о-ожечко ты меня помнишь? — скулила она.
— Не-е-ет… — еле сдерживался Максим. Раз мадам привратница приказала слушаться этих олухов, он не имел права им грубить.
— Да откуда же он тебя помнит, Лиза? Ты сама-то себя с каких лет помнишь, а? — подключился азиат.
— И то верно, дело говоришь… — крякнула рыжая, по-деревенски шмыгнув некрасивым длинным носом. Ко всему прочему, она была ещё и конопатая.
К огромному удивлению Максимки, дядя Юра с тётей Лялей уже ждали их приезда. Что ещё прикольнее, дядя Юра, лишь открыв входную дверь, бросился обнимать не его, а гостей.
— Ну, не ждал такого поворота в своей тихой семейной жизни!
Затем он стал размахивать каким-то бланком, похожим на иностранное письмо. В том письме сообщалось, что тачка, на которой гостюшки приехали, поступала в его личное владение.
— Придётся мне срочно сдавать на права!..
— Это-о-о… Это — да-а-а… — как-то странно пропел азиат.
Впрочем, ничего странного в его говоре не было. Как уже давно известно, японское «это-о-о» весьма часто совпадает по значению с нашим «это». Тот азиатский дядька оказался воплощением сразу трёх персон: Свирид-Прокопыча-Барского, чуть не убитого на Бармалеева японо-бизнесмена и неродного дяди будущего петербургского Болотного Правителя. Это из того, что нам известно. Был ли он кем-то ещё в прошлых жизнях? Сие не очень-то интересно. Ну, а его подруга, как вы догадались, это бывшая его старая любовница, барыня-крестьянка, покорявшая в своё время не только бар с господами, но и удалых молодцев. А что нос у неё конопатый и длиннющий, так это дело вкуса. Кое-кто носястых любит, ибо в койке больно хороши. Да и при чём тут нос теперь, когда она по возрасту намного младше своего когдатошнего молодого хахаля. Вот как иногда судьба распоряжается! Любовники не просто встретились, а окончательно сошлись, для большой любви. Путь к настоящему счастью тернист!
Всё вышеизложенное — не для Ляли-Юриных ушей. Они пока пусть думают, что у Максимки родственнички в Японии нашлись. Это и в письме было написано, которое принесли буквально утром, когда малец был ещё в школе. Получив письмо, тётя Ляля чуть в обморок не хлопнулась. А ведь ей опять нельзя было расстраиваться! Хорошо, что всё обошлось.
— И куда же мне девать это сокровище, пока я на права не сдам? Ведь с гаражами жуткая проблема, особенно у нас тут, в центре… Гы-гы… — юродствовал дядя Юра.