Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни
Шрифт:
Вся вселенная связана в единую гармоничную жизнь, Божественный дух любви влит в самое бытие вселенной, которое есть не что иное, как союз любви. У человека это становится высочайшим идеалом, осознанным законом бытия его, бесконечной задачей его совершенствования, где этот союз любви и симпатии раскрывается и вырастает до Богосовершенствования. Вот поэтому чувство любви, которое сознаем мы в себе как некий Божественный дар, и кладем мы в основу закона жизни, закона бытия, ибо Господь все содержит Божественной любовью, все объединяет Собой, все Собой проникает, все делает единой Церковью. Потому и сказал апостол Павел о любви, что любовь
«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знамения упразднятся» (1 Кор. 13, 4–8).
Любовь не перестанет, потому что она переживет земную жизнь, потому что она содержит единство не только этого изменчивого бытия, но она будет содержать единство бытия вечного.
Когда мы говорим о любви как основе жизни, основе бытия, мы больше, чем при какой-либо иной проповеди, чувствуем себя «гласом вопиющего в пустыне» – потому что любовь, как сознанный закон жизни, не приемлется миром. Мир избрал иной закон, мир избрал закон тления и смерти, закон разделения и разложения. Путаясь, выбиваясь из сил, чтобы преодолеть это тление и разделение, люди создают видимость единства – внешнее единство, которое ничего не объединяет и ничего не содержит; оно, это внешнее единство, противопоставляется внутреннему единству любви.
Напоминание, и проповедь, и утверждение Божественного закона любви также неприемлемы для мира, как проповедь вечной жизни и бессмертия. Люди совершенно сознательно отказались от Бога, люди совершенно сознательно отказываются от своего Богочеловеческого достоинства, и посему они не могут не отказаться от того, что есть основа вечной жизни, они не могут не отказаться от любви Божественной.
Но мы верующие, как мы можем не строить всю нашу жизнь на началах любви, которой содержится, утверждается бытие мира?
Аминь.
Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Каждую неделю мне приходится причащать больную, признанную врачами безнадежной. Каждую неделю я сижу около ее постели, и мы ведем беседы о смысле жизни. И я, каждый раз, чувствую, что идет какая-то непостижимая, но ясно ощущаемая борьба за эту душу.
И когда у постели чувствуется веяние смерти, то хочется противопоставить этому дыханию смерти какое-то высшее утверждение жизни и спасения. Не жизни земной, не продолжения этого все равно недолгого, временного бытия, а вечного, нетленного, истинного, бессмертного.
Раба Божия София умирает, едва начав жить, с каждым днем тает она на глазах, но в этой телесной оболочке все светлеет, все утверждается, все крепнет бытие вечное.
«Буду ли я жива?» – «Будете, будете».
Кто дерзнет брать на себя предсказания о земной жизни?
Но утверждаем истинное бытие и дерзаем утверждать даруемое Господом спасение.
Освобождается, освобождается тяжкими испытаниями, скорбями и болезнями наш дух от всевозможных обольщений и порабощений. Бойтесь в духовной жизни бесовских наваждений; в духовной
Вот мы слышали в житии преподобного Памвы, как его хотели рассмешить бесы, которые сделали вид, что они запряглись и везут перо, и как они кричали: «Помоги нам, помоги нам!»
Изобразили бесовское смешное зрелище.
И засмеялся Памва, никогда не смеявшийся, и возрадовались бесы, что они рассмешили его. И сказал им Памва:
– Вы не рассмешили меня, я не рассмеялся, а посмеялся над вами, что вы даже пера не можете свезти.
Бесы бессильны, они сильны лишь нашей слабостью.
Бесы бессильны, потому что они ложь от начала до конца. Ложь, бессильная сама по себе, имеет такую могущественную силу над нами обольщениями своими.
Вот этих-то обольщений и надлежит нам бояться в духовной жизни, обостряя свой внутренний взор для того, чтобы распознавать их. Самое страшное обольщение бесовское – это то, каким нам показывает бес мир, как он его принаряжает, в какие блестящие костюмы он облекает его, как он его расписывает. И когда смотрит человек, не освободившийся от этого обольщения, ему все кажется там таким пышным, нарядным и увлекательным.
Это и есть обольщение страшной мирской ложью. И когда спадет с очей человека бесовское обольщение, и он увидит разнаряженный, культурный мир таким, каков он есть в действительности, увидит душу этого мира, какой страшный, непривлекательный, злой, грязный, поганый увидит он мир. Обольщение бесовское касается не только прикрас мира, оно касается и нашей внутренней жизни. Посмотрите на людей, обольщенных этим бесовским наваждением, которое закрывает душу человеческую от собственных внутренних очей человека. Какой представляется им душа здоровой, устроенной, как будто бы все в ней прекрасно, все благополучно, а они просто не видят ее перед собой. И когда их кто-нибудь спросит, как они живут, – они ответят, сколько они получают на службе, ответят, какая у них квартирная площадь, скажут, может быть, о тех или иных семейных обстоятельствах, но душу свою они не видят. И если спадет с их очей это бесовское обольщение и они начнут присматриваться к внутренним движениям своего сердца, они ужаснутся, увидев, какая это все была ложь. То, что думали они о своей жизни, и какое у них на самом деле грязное, засоренное, разбитое, поганое сердце.
И, вглядываясь в свою душу без этого бесовского обольщения, закрывающего службой, квартирной площадью и прочими внешними обстоятельствами жизнь внутреннего мира человека от него самого, когда это обольщение кончится, каким предстанет перед собой человек разбитым, запутавшимся, опустошенным, неустроенным, несчастным. Но не только внутренний мир подлежит этому бесовскому обольщению.
Наши внешние отношения все запутаны этим же наваждением бесовским. Бес постоянно нас мутит, постоянно наговаривает, он постоянно плетет сети озлобления, разложения, разделения между людьми, он все представляет как правду, как истину, тогда как он весь неправда, весь ложь. Мы погибли бы в этом обольщении, если были бы отданы лишь своим собственным силам.