Монастырь
Шрифт:
– Тебе моя бригада чем-то не угодила, или как? – Куль узнал голос Волжанина.
– Нет, – отвечал зек, – Мужики у нас ништяк, а вот место… Ну не могу я за станком стоять, когда вокруг мертвяки шастают!
Зеки, поддерживая, загудели.
– Да вся промка, почитай, на костях стоит! И раньше тут всякая бесовщина иногда творилась. Но это же не повод из бригады уходить! – Пытался урезонить мужиков Михаил, но бригада уже уперлась, и на увещевания не поддавалась.
– Нет! Баста! Снимаемся, а там будь что будет!
– Кто же вас снимет?
– А
– Вот и погрузитесь всей сменой в трюм!
– Да хоть в трюм, да без следов этих светящихся!
– Может, они радиоактивные!? Мне яйца дороги пока…
– Ну, мужики, – вздохнул бугор, – делайте, как знаете. А я тут остаюсь. За вас, трусов, работать буду!
Зеки, вполголоса переговариваясь, прошли мимо опешившего Кулина и тот остался наедине с Волжанином.
– Нет, ты слышал? – Шатун, потрясая кулаками, заметался по каптерке. – Вся смена в отказ! Конец света!
– Слышал. – Николай присел, и уставился в пол.
– Не понимаю! – Бесновался бригадир. – Ничего не понимаю! Раньше что было?
Стуки, там, непонятные, стоны. Кто их в этом грохоте слышал? Так нет, надо было следы оставить! Нет, ты скажи, на фига это этим призракам надо? Или, в натуре, скоро здесь все провалится к ебеням?!
– Провалится. – Сказал Кулин, все еще находясь под впечатлением воспоминаний.
– Что? Что ты сказал? – Волжанин застыл посреди помещения.
– Я сказал, что скоро здесь все провалится. – Со вздохом ответил Николай.
– И ты туда же!.. – Махнул рукой Михаил. – Может, хоть ты объяснишь мне, что тут творится?
– Я и сам не знаю… – Медленно проговорил Куль. – Но носится что-то такое в воздухе. Стрем непонятный. Да ты и сам, наверняка, все это чуешь.
– Ох, чует мое сердце, разморозят воры зону! – Воскликнул бугор и с размаху сел на взвизгнувший стул.
– С чего ты взял? – Удивился бесконвойник. – Вроде, повода никакого нет…
– Нет повода? – закачал головой Шатун. – А трупаки каждый день? А призраки в жилке? Ворам-то по хрену из-за чего бучу затевать. Это они всегда в выигрыше, а мужик – внакладе!
– Наверное, ты прав… – Задумчиво проронил Куль.
– Ха, наверное! – Передразнил Волжанин. – Точно тебе говорю. Раз пошли такие дела – жди бунта!
– Да, и семейник мой… – Николай вовремя сообразил, что слишком расслабился и едва не выболтал совершенно, на самом деле, постороннему человеку, о выкидухе, -…тоже что-то такое говорил. – Закончил фразу бесконвойник. – Ладно, погнал я, пока твои гаврики шухер на вахте не устроили.
– Ага. – Кивнул Шатун.
Николай, спрятав пакет с деловьем, направился было к выходу с промзоны, но вовремя вспомнил, что завтра воскресенье, нерабочий для бесконвойников день. Оглядевшись, Кулин зашагал в противоположном направлении. Рядом со складом у него был тайник, который, за время работы в седьмом отряде, не раз выручал Николая. Курок оказался пуст и бесконвойник, забросив туда пакет, задвинул стальную плиту, присыпал валявшимися в изобилии вокруг стружками, и лишь после этого пошел сниматься.
Около
– Еще один бесконвойник! – Всплеснул руками капитан. – Для вас промзона что, медом намазана?
– Да я, Николай Терентьевич, сполоснуться заходил. – Куль показал целлофановый мешочек с постиранными носками и трусами.
– Чего ты мне всякую дрянь под нос тычешь!? – Возмутился Князев. – Проваливай отсюда. Ишь, чистюля выискался!
Несмотря на недвусмысленный приказ вышестоящего по званию, прапорщик Рупь все же обшмонал Николая и, убедившись, что ничего запрещенного зек с собой не тащит, кивнул нарядчику:
– Вычеркивай. – И добавил уже шепотом, – Уговор не забыл?
Бесконвойник несколько раз кивнул и чуть ли не бегом пустился в отряд.
После вечерней проверки пришла пора второго ужина с неизменным чаепитием и перетиранием подробностей ушедшего дня. Семихвалов был понур. Его даже не растормошила история про радиоактивные следы привидения в ремонтном цехе.
– Все хуже и хуже. – Только и проронил Петр на этот рассказ Кулина.
– Что?
– Да все. – Неопределенно вздохнул семейник. – Пойдем спать.
Согласившись, Куль отправился на боковую. Но, то ли от слишком крепкого чая, то ли от излишней усталости после тренировки, сон никак не приходил.
Николай, лежа с закрытыми глазами, ворочался с боку на бок, до тех пор, пока не увидел пробивающийся под веки зеленоватый свет.
Он открыл глаза. В проходе стоял призрак. Уже знакомая по вчерашней ночи, женщина, облаченная в полупрозрачную хламиду. Она поманила бесконвойника пальцем, и Николай, медленно встав, как сомнамбула, пошел к привидению.
Но та, не перебирая ногами, прямо по воздуху, полетела прочь. Кулин ускорил шаг, потом побежал, но не мог догнать висящий впереди призрак.
На какое-то мгновение до зека дошло, что он мчится уже достаточно давно и, при такой скорости, давно должен был бы наткнуться на стену, но стены почему-то не было, и Куль все бежал и бежал по ставшему бесконечным проходу между двумя рядами зековских кроватей пытаясь настигнуть ускользающую женщину.
Вдруг она остановилась. Николай, по инерции сделал еще несколько шагов и обнаружил себя в незнакомом помещении. Оно больше походило на подвал, серое, пыльное, если бы не солнечный свет, просачивавшийся сквозь щели в кирпичной кладке. Солнечный?
И Кулин понял, что уже спит.
Женщина стояла на конусообразной куче, похожей на застывший цемент. Сквозь нее виднелась стена с несколькими арками, в которых, на невысоких колоннах, обретались обломки каких-то статуй. Монашка молчала, улыбалась и источала несильное сияние.
Бесконвойник, уже сознательно сделал шаг вперед:
– Глафира?
– Николай… – Зажурчал голос привидения. – Я избрала тебя…
– Зачем? – Куль, в возбуждении,, всплеснул руками. – Почему я?
– Ты подходишь…