Моника 2 часть
Шрифт:
– Вам стало нехорошо, хозяйка? Что с вами? Вы стали такой грустной, а были такой довольной прошлые дни…
– Да, Сегундо, но есть гнев, который только приближаясь к некоторым, уже причиняет им вред…
Сегундо посмотрел по сторонам, затем на высокую и крепкую фигуру, проследовавшую по всей палубе, чтобы остановиться у самого носа, напротив мачты, скрестив руки, и прокомментировал наудачу:
– Капитан побаивается спускаться на французскую землю, и это понятно. Будь я на его месте, я бы тоже боялся потерять корабль… Простите… Я хотел сказать, что он, должно быть,
Он сжал губы, избегая взволнованного взгляда, которым Моника пыталась высказать свою мысль, но она приблизилась, покрасневшая от желания узнать:
– Сегундо, это вы сообщили, что нужно уходить из Мари Галант?
– Да, хозяйка, это был я. Сожалею, что сделал плохо, но как второй на Люцифере…
– Вы исполняли свой долг, я знаю. Но как вы, так и он ошибаетесь… Доктор Фабер не хотел ничего делать плохого против Люцифера… Я попросила его лишь написать письмо матери, чтобы успокоить ее, что со мной все хорошо. Вы понимаете?
– Только это? А капитан знает?
– Мне трудно говорить с Хуаном об очевидных вещах… Я не хочу огорчать его…
– Он изменился! Это другой человек с тех пор, как вы появились на корабле, хозяйка… Если вы еще хотите послать письмо своей матери сеньоре, не огорчая его, рассчитывайте на Сегундо Дуэлоса, чтобы отправить почту…
– Ты бы мог…?
– Ну конечно. И это не ради похвалы, а потому что любой из ребят может сам это сделать. Мы отдадим жизнь ради Хуана, если речь о нем… – Он прервался, и посмотрел на нее, словно боролся со своей совестью. Наконец он наклонился и тихо сказал ей: – Хозяин недоверчив… Его предавали с детства все, и он видит предательство даже там, где его нет… И если этой ночью вы напишите письмо для своей матери, завтра я пошлю его из Портсмута. Вы хотите написать ей? Хотите передать его мне?
– Я еще не знаю, – сомневалась Моника; наконец, она внезапно отреагировала: – Хорошо. Сегундо, я рассчитываю на ваше обещание… Я напишу письмо матери…
И удаляясь от Сегундо, который стоял возле штурвала, направилась к каюте корабля, где, в преддверии порта, заметила Колибри и спросила у него ласково:
– Как ты здесь оказался? Что ты делаешь?
– Жду вас, моя хозяйка…
Негритенок с белоснежной улыбкой медленно склонил кудрявую голову, отвечая Монике на вопрос… Он провел много времени посреди каюты, словно ожидая чуда, нежного видения, перед кем все преклонялись, охваченные яркой и душевной атмосферой, без того, чтобы она хотя бы заметила это.
– Вы останетесь здесь внутри, хозяйка?
– Да, Колибри, я останусь, мне нужно остаться одной, понимаешь? Я должна остаться одна, мне нужно сделать кое-что личное… – Она посмотрела по сторонам, словно ища что-то. Она не подумала раньше о принадлежностях для письма… она не располагала ничем, чтобы написать. Тем не менее она припомнила, что однажды Хуан писал что-то и быстро взяла в руки мореходную книгу. – Ты узнаешь эту книгу, Колибри?
– А как же, хозяйка! Это книга, где капитан пишет все, что происходит на корабле.
– Пишет… Чем пишет? Ты знаешь?
– Ручкой и чернилами, которые
– Там есть ручка, чернила, бумага… флаги!
Там были флаги разнообразных стран, а также маленькие сигнальные флаги, среди них находился небольшой узелок черной ткани, который она нетерпеливо развернула. Это было платье, которое она безуспешно искала. Его корсаж был разорван, вырвана застежка… Эта грустная ткань, которая видела свирепую борьбу, несомненно, защищавшая невинность против Хуана Дьявола…
Долгое время она держала разорванное платье в руках. Затем, словно приняв внезапное решение, швырнула его внутрь стола, взяв лишь необходимое для письма и заперла резко дверь ветхой мебели, словно хотела собрать и уничтожить, отчаянно отдалить боль прошлого… Но одна непокорная слеза скатилась с бледной щеки; огорченный и простодушный Колибри спросил:
– Что с вами, хозяйка, вы плачете?
– Да, Колибри, я не могу этого избежать… Я плачу последними слезами Моники де Мольнар!
Приоткрыв от изумления рот, Ноэль остановился у порога двери при входе в одну из комнат отеля. Холодная атмосфера, недостаток мебели, в центре стол, накрытый старой скатертью, и на нем поднос, бутылка, кувшин с ананасовым соком, стаканы…
– Проходите, Ноэль… проходите, – пригласил Ренато старого нотариуса. – Наконец мы получили конкретное извещение: Люцифер на Доминике, перед Портсмутом, и набирает груз у Сан-Хосе и Розо… Полагаю, вы приехали по просьбе матери, не так ли?
– Она чрезвычайно огорчилась, не встретив вас в Кампо Реаль, узнала, что вы внезапно уехали, едва оседлав коня… Почему вы сделали это? Думаете, ваша бедная мать недостаточно страдала?
– Я думаю, мы все много страдаем, пока не лопнем… Но что можно сделать? Такова жизнь. Садитесь и выпейте, или по крайней мере выкурите сигару. Я, как вы видите, ожидаю…
Он посмотрел еще раз на карманные часы, положенные на темную скатерть. Затем отошел к окну, выходящему на улицу. Различные торговые суда стояли на рейде Сен-Пьера, и пассажиры спускались по трапу, возвращаясь из путешествия по Европе, выходили в богатую густонаселенную столицу Мартиники, смакуя детали тропического мира… Бриз, дувший с моря, не доходил до раскаленных улиц, а небо было странного красноватого оттенка, словно таинственная вспышка огня повисла над небом, будто предчувствуя космическое волнение над цветущими садами и роскошными жилищами…
– Поговорим серьезно, Ренато. Чего вы добиваетесь? Что делаете в Сен-Пьере? Что означает новость, будто Люцифер в Доминике и загружается в том или ином порту?
– Люцифер будет арестован, как только кинет якорь перед Розо, а капитан схвачен именем закона Франции. Вы можете вернуться в Кампо Реаль и сказать матери: я верну Монику любой ценой и будь что будет…
– Вернуть Монику? Так значит, мне сказали правду? Вы забрали заявление на Хуана и возглавили против него обвинение…
– У меня не было другого выхода, как чтобы губернатор принял прошение по его выдаче, как сбежавшего от судебного процесса…