Монстр
Шрифт:
– Цирк же будет выступать в твоём родном городе?
– Да, будет. Мы, как раз, завтра туда направимся и через три дня будем на месте. Да в чём дело-то?
– Ты мне говорила вчера, что очень многих хотела бы видеть на моей карусели. Желание не исчезло?
– Ты… о чём, вообще?
– Ой, не надо меня разочаровывать, Амелия, – голос клоуна принял угрожающий оттенок. – Я, ведь, считаю тебя очень сообразительной. Так, о чём я? Ты же хочешь отомстить тем, кто тебе жизнь испортил?
– Отомстить? Ты имеешь в виду… убить?
– Не сразу, конечно. Но, суть такая. Так, что? Хочешь? Я тебе помогу и будь уверена – никакая полиция
– Почему ты хочешь мне помочь? – с подозрением спросила я.
– Почему? Да просто так. Всё развлечение. Можешь считать это моральной компенсацией за моё присутствие в твоей жизни.
Я серьёзно задумалась. Сказать сразу: «Нет! Я не пойду на убийство!», я… не смогла. Я очень часто себе представляла, как расправляюсь с отчимом, матерью, одноклассниками… Но, одно дело представлять и совсем другое осознавать, что у тебя реально есть такая возможность. Что, вообще, останавливает людей перед убийством? Моральные принципы, страх отнять чью-то жизнь и возможность попасть в тюрьму. Последнее, благодаря Джеку, у меня отпадало. Оставались только мораль и страх. Со своей моралью я, как-нибудь, договорюсь, а вот что делать со страхом? Это только в кино кажется, что убить кого-то очень просто. В жизни всё по-другому. Отнять жизнь, пусть даже и ненавистного тебе человека… Смогу ли я это сделать?
– Вспомни, что эти люди тебе сделали, – на ухо, как шепчущий дьявол, произнёс Джек. – Вспомни все их издевательства, травлю… своё лицо, в конце концов! Неужели, эти люди не заслужили долгой и мучительной смерти?
Я помнила всё. Всё до мельчайших подробностей. Каждый пинок, каждое обзывательство… Я помнила, как шипела, сгорая, моя кожа под серной кислотой… Я помнила, как капала кровь с пореза на моём лице, где теперь красуется шрам… Я помнила смех одноклассников, когда я, в очередной раз, вытаскивала свою сумку из мусорки… Я всё это помнила! А потом я вспомнила карусель. И как было весело представлять на ней всех своих обидчиков! Я, невольно, улыбнулась при воспоминании об этом.
– Вижу, ты согласна? – поинтересовался страшный клоун.
– Я не знаю… не знаю – смогу ли убить, – призналась я.
– Сможешь, – уверенно сказал Джек. – Тем более что убивать ты у меня начнёшь уже сегодня.
– Что?!
– Я же обещал тебе весёлую и забавную жизнь, дорогая моя? – с наигранным удивлением спросил Смеющийся Джек. – А что может быть веселее и забавнее, чем слышать крики людей и их мольбы о пощаде?
– Нет! Ты не сможешь заставить меня убивать! Одно дело – убивать тех, кого ты ненавидишь, но совсем другое – убить совершенно постороннего человека! Я не буду этого делать!
– Говоришь, я не смогу тебя заставить, Амелия? – голос Джека стал злым. – Я так не думаю.
Смеющийся Джек схватил меня за подбородок. Он взмахнул своими когтями, оставляя на моей щеке три глубокие царапины. Боль была сильная! Джек рассмеялся, проводя своими когтями по моей шее. Под острыми когтями кожа лопнула и кровь начала капать на одежду. Я попыталась вырваться, убежать, но – бесполезно. Клоун швырнул меня в стену и мне показалось, что у меня что-то хрустнуло. Потом Джек резко подхватил меня и, с чудовищной силой, ударил об пол! Мне показалось, что у меня сломались рёбра – дышать было больно и сбитое дыхание всё не восстанавливалось. Это ощущение усилилось, когда клоун, просто-напросто, сел на меня! Он схватил мою правую руку и… пригвоздил ладонь к полу ножом, проткнув её насквозь!
– Я могу очень долго так с тобой развлекаться, Амелия, – сказал он, резко вытаскивая нож из моей руки. – Я могу это делать много часов и, поверь мне, ты не умрёшь.
– Нет, пожалуйста! – сквозь боль в грудине, прохрипела я. – Не надо! Я… я всё поняла!
– Неужели? – он встал с меня, сел рядом на корточки и стал водить пальцами по моей окровавленной щеке (к счастью, не используя когти; этот жест даже можно было назвать… нежным). – Значит, будешь послушной девочкой?
– Да! Буду! Буду! Пожалуйста… пожалуйста, Джек! Не трогай меня! Пожалуйста!
Джек убрал свою руку от моего лица, слизнул мою кровь с одного из своих когтей, а затем, взял меня в охапку, посадил к себе на колени и прижал к себе!
– Всё хорошо, моя дорогая, – успокаивающе-ласковым голосом начал говорить он. – Тебе нечего бояться. Всё хорошо, – он слизнул одну из слёз на моих щеках. – Солёная, – поморщился он. – И можешь не беспокоиться – ни одной кости у тебя не сломано.
– Почему… почему никто не пришёл на мои крики?
– Один из моих фокусов. Тебя никто не слышал. А теперь, повтори за мной: «Мы пойдём сегодня ночью убивать».
– Мы пойдём сегодня ночью убивать, – послушно повторила я.
– Умница. А теперь, можешь идти перевязывать свою руку, – дал он разрешение.
Я, на шатающихся ногах, подошла к своей аптечке, нашла там бинт и занялась перевязкой своей раны. Рука страшно болела, порезы зудели и щипали, не покидало ощущение, что кости, всё-таки, сломаны… Так плохо мне давно не было! «Сдохнуть хочу! – с тоской подумала я. – Это, по крайней мере, быстро и безболезненно. Да кто ж мне теперь позволит умереть? Уж, явно, не Джек! Ну, за что мне всё это?! Неужели Богу (или кто там решает мою судьбу) было мало того, что я уже пережила за шестнадцать лет своей жизни?! Зачем я пошла вчера на эту чёртову прогулку?! Зачем пошла за этим грёбанным светлячком?! Сидела бы, спокойно, в цирке и всё было бы хорошо! А может… может рассказать всё Жозефу? Да о чём я?! Он мне даже не поверит! А если даже и поверит, то чем он сможет помочь? Нет, рассказывать никому нельзя – от этого будет только хуже».
Я, зашипев от боли, начала накладывать грим на лицо. Конечно, порезы он не скрыл. Тем более, они ещё кровоточили и выделялись на белом лице тремя яркими розово-красными полосами. «Скорее всего, останутся шрамы, – подвела я печальный итог. – Как будто их и так мало было!». Я старалась не думать о том, что мне придётся кого-то убить сегодня. Я всеми способами отгоняла от себя эту мысль: размышляла о новых шрамах; думала о том, что мне их не скрыть, пока они кровоточат; думала о боли в руке и о том, сколько времени эта рана будет заживать… В общем, я думала о чём угодно, только не о приближающейся ночи.
Кое-как всё перевязав и закрасив, я сказала Джеку:
– Мне нужно идти на репетицию. Можно? – а про себя я испытывала к себе отвращение: «Господи, я уже разрешение у него спрашиваю, чтобы выйти!».
– Иди, – великодушно отпустил меня Джек. – Ведь, будет подозрительно, если ты не выйдешь от себя, верно?
Я кивнула и вышла из фургона. Большинство артистов цирка уже встали и что-то готовили у костра (жизнь у нас, можно сказать, походная и приготовление пищи на костре – обычное дело). Жозеф сразу меня заметил и удивлённо присвистнул: