Монтаж
Шрифт:
Мы были молоды, но уже хапнули жизни, мы ходили, высоко закатав рукава, поднимали тяжести, много курили и общались грубыми голосами. Наши руки бугрились, а взгляд уже давно затвердел. Медсестры постоянно забредали в наше отделение, хотя здесь уже полгода шел ремонт, молодые врачи скрежетали зубами, но на открытый конфликт не шли. Поклонницы вернуться к ним, когда мы уедем. Всем своим видом мы показывали готовность к короткой жестокой драке, без такой приправы женщины теряют половину своего обаяния.
Мы включали лазерный уровень, который рассекал стены ровными красными линиями. Морозовский размечал, я сверлил дыры, вместе прокладывали трубу. Пайкой занимался Дима-босс. Однажды он устроил урок для нас. Весь пол покрылся каплями припоя, с лестницы свисали застывшие
– Я сам пять лет работал монтажником, знаю все от и до. Меня не проведете, если что.
Или же:
– Пайку я знаю в совершенстве, приходилось и зимой паять. Здесь много тонкостей, флюс не всегда есть, припой бывает говно.
Бывало и так:
– Видите пальца нет? (У Вовы не хватало безымянного пальца на правой руке) Это тоже на работе произошло. Кислородный баллон прорвало, оттолкнул его от бригады, вот палец и тю-тю.
Как-то мы сели обедать в подсобке. Еда парила в пластиковых контейнерах, кипятился наш походный чайник, в окно светило солнце.
– Вова то? – говорил Дима-босс. – Он работал, чистая правда. Может быть и пять… Со мной лично три года. Помню ездили мы уже в глубокую ночь монтировать кислородную станцию.
– Зимой?
– Ага, зимой. Мороз был. Короче пальцы не гнуться, припой – говно, горелка гаснет, а трубу нужно греть, мама не горюй, в мороз то. Заебешься, смекаете?
Он сделал паузу, пытаясь запихнуть в рот, набитый картошкой, кусок котлеты. Часть картошки высыпалась обратно в контейнер.
– Сделали конечно, – прошамкал Дима. – Вова пока в машине дрых и не мешал, все сделали.
– А палец?
– Какой палец?
– Безымянный.
– Ааа, это. Да ездили мы как-то в Горелово. Вова забыл ключи от бытовки, где весь инструмент, за которым мы и приехали. Назад двигаться не вариант. Делать нечего, полез в форточку своей огромной тушей и навернулся, а кольцом на пальце зацепил за раму, вот ему палец и срезало, как ножом. Золото – мягкий металл, салаги. Я свое не ношу.
Наша жизнь устаканилась. Каждый следующий день стал похож на предыдущий. Я работал и искал вдохновение везде, где только можно, даже пайка труб, которая все больше нам удавалась, теперь приобрела какой-то романтический оттенок. Больницы мне представлялись такими местами, куда люди приходят за надеждой, но чаще получают холодное тело. За рабочую смену мимо нас их провозили великое множество. Розовощеких, орущих младенцев везли стопками в противоположном направлении.
***
Я шел по своему городу по пути с ветром. Мне всегда хотелось увидеть его с пустыми улицами, без единого человека, оказаться на перекрестье взглядов темных окон, которые ровными рядами тянулись вдоль Каменноостровского проспекта. Спина неприятно дрожала, когда я себе это представлял, холодели пальцы… Только так смогло бы проявиться истинное лицо города Достоевского, но человеку не дано вынести такого присутствия. Мрачный довлеющий взгляд приколачивал меня к земле даже в моем воображении. Я чувствовал, как мое горячее сердце замедляет свой обычный ритм, сжатое сотканной из серого тумана огромной рукой. Такой туман всегда приходил на рассвете, я видел людей, что выныривали из него измененными, чуждыми самим себе. Этот город никогда не был городом дворцов и пышных приемов, только по названию и только снаружи. Его внутренности были наполнены ножами в переулках, ядовитыми сточными водами и пьянством под музыку вьюг и вечного дождя. Тот дождь наполнял стаканы, а смог заводов оседал злым зельем в курительных трубках. Слабые духом глупцы называли этот город мрачным, навевающим мысли о смерти. Правда в том, что здесь могли жить только те, кто способен пропускать скорбь мира через свою душу. Сильный духом когда-то привел сюда людей с топорами, которые согнали с болот нечисть, вырубили леса и укротили реку, построили дома и заложили свои кости в фундамент этого города.
Я зашел и заказал три порции виски. Один стакан оставил пустым тут же на стойке, взял два оставшихся и сел за свободный столик. Сегодня я любил виски всей душой. Сегодня его подавали три по цене двух. Стены бара подрагивали от дыма, смолили все без исключения. Можно было не доставать табак и бумажки, просто задрать голову кверху и сделать пару мощных тяжек. Я сидел за столиком, привалившись к стене, так называемая реальность подрагивала и искрилась, кое-где местами я видел дыры. Это было похоже на обои, которые отслаиваются от стен. Мы все находились внутри дешевых декораций. Я с силой зажмурился и помотал головой, затем открыл глаза. Реальность перестала мерцать, а напротив сидела женщина. Ее черные волосы располагались, как будто бы хаотично, однако, чаще всего такая небрежность создается долгими часами у зеркала, черные густо подведенные глаза, серьга в носу. То, что надо, я даже не сомневался.
– Ну и, чего ты пришел сюда? – спросила она.
– Могу тоже самое спросить у тебя.
– Не-не, погоди. Я тут бываю через день, да и вообще… А такие, как ты не проводят время с людьми.
– Уверена?
– На все сто, милый.
– Ладно, раскусила.
– Ну и, чего приперся?
– Решил разбавить свой досуг и в этот раз не напиваться в одиночку. Такая женщина для этого подойдет.
– Так-то лучше. Буду считать это комплиментом.
Мы заказали еще, потом еще, потом у меня кончились деньги, а она сходила за пивом. Я закрутил две, и мы покуривали, болтая ногами под столом. Ее ступня скользнула по моей лодыжке и выше, еще выше. Я почувствовал, как ее маленькие пальчики поглаживают мои яйца. Мы докурили, и она переместила свои гладкие бедра поближе ко мне. Она была красивой и на вид дорогой. Такие крошки были не про мои дырявые карманы, но мало ли красивых чокнутых женщин? Чертовски мало, но мне повезло.
Такси домчало нас за пол часа, мы поднялись на этаж, я отпер дверь, швырнул куртку в сторону, снял ее пальто и бросил туда же. Прямо на входе стоял маленький холодильник, я открыл его и достал початую бутылку джина, хлебнул из горла и решил не убирать. Мы сразу сплелись, я ворочал в ее рту языком, и мы потихоньку перемещались в комнату. На ней было немного одежды, казалось, я сдернул все одним движением, бросил ее на кровать, затем лег сверху и впился зубами ей в шею, она вскрикнула и прижалась плотнее. Я спустился рукой вниз, простынь под ней уже стала влажной. Я навалился сверху и вставил слегка, только чтобы поиграть. Она закусила губу, начала извиваться, пытаясь наползти на мой корень, но я прижал ее за шею к кровати, наблюдая восхитительное бессилие, еще чуть помедлил и мощно втолкнул, насадив ее, как на шампур. Она охнула, но приняла все без остатка. Я стал неспешна накачивать ее, слушая хриплое дыхание. Неожиданно ее когти впились в мой зад, я дернулся от боли, но она обвила мою спину ногами, не давая сбежать. Я стал долбить, что есть силы, чувствуя, как она сжимает меня внутри. Продержавшись еще немного я взорвался внутрь и немного полежал на ней, затем скатился и сходил за бутылкой. Она пошла в душ, вернулась и прильнула к моему боку. Мы выкурили по одной, я хорошо приложился пару раз, бутылка упала на кровать, и я уснул.
Утром меня разбудил какой-то шорох, я разлепил один глаз наполовину, наблюдая, как моя дама роется в ящиках стола, в моей куртке, на полках. Я смотрел, как она на цыпочках прокралась к входной двери, держа в руках туфли и мой пустой бумажник. Щелкнул замок, и я снова заснул.
***
Мы уже около месяца проводили кислород в аппараты искусственного дыхания. Работа была плевой. Повесить крепеж, спаять пару труб. Обед. Спаять пару труб. Дом, стакан джина, клавиши старого ноутбука. Мы работали и ждали, что нас поимеют. Контора была частной, начальник был полным мудаком. В любой момент нам могли показать на дверь и подпнуть под зад для скорости.