Морально противоречивый
Шрифт:
Он даже не может закричать от боли, хотя очень хочет. И я безмерно огорчен этим, поскольку это было бы музыкой для моих ушей. В конце концов, это все, что я знаю.
Открыв свой маленький мешочек, я достаю нож и наблюдаю, как кровь вырывается наружу, словно маленький гейзер, пачкая его одежду и падая на пол.
Он пристально смотрит на меня, пока я окунаю нож в мешочек, покрывая кончик вязкой субстанцией.
Он хмурится, сузив глаза.
— Яд, — широко улыбаюсь я, — яд гадюки, — поправляю я. Когда я зачерпнул все содержимое мешочка,
Но это только начало.
Позволив ему в буквальном смысле слова "вариться" в яде, я возвращаю свое внимание к его груди, быстро делая надрез от ключицы до пупка.
Яд все еще в небольшом количестве, но, когда ядовитое вещество попадает на его открытую плоть, он вздрагивает от боли. Должно быть, это похоже на жжение, которое продолжает усиливаться. И по мере того, как я режу глубже, его реакция тоже ухудшается.
— Посмотрим, — одобрительно хмыкаю я, осторожно вскрывая его живот, лоскуты кожи с каждой стороны. — Думаю, с одной почкой еще можно жить, — добавляю я, моя рука нависает над уютной парой в его боку. — Однако, интересно, насколько болезненно удаление без анестезии? — задумчиво спрашиваю я.
Он до сих пор не потерял сознание от боли, что само по себе уже подвиг и говорит о его подготовке. Тем не менее, как только он слышит о своих почках, и особенно когда он может заглянуть в свой открытый живот, его лицо опускается в знак покорности.
Попался.
Кляп снят, он рассказывает все, что мне нужно было знать.
Взглянув на часы, я замечаю, что у меня есть еще пять минут до конца. Удовлетворенный его ответами, я просто проворачиваю лезвие под его горлом, разрезая его и обеспечивая быструю смерть, прежде чем перейти к последнему раунду.
Пересекая последнюю стену, я встречаю неожиданное зрелище.
Майлз непринужденно сидит на диване, по обе стороны от него стоят два стола.
Несмотря на то, что я прибыл первым, есть еще несколько человек, которые тоже пришли.
Сразу же нас приглашают за столы, разделив на пары.
За одним столом я сижу в паре с парнем на пару лет старше меня, а за другим столом — одна девушка с другим мальчиком моего возраста.
Перед нами разложена настольная игра Го. Мои губы подрагивают, когда я понимаю, в чем заключается последнее испытание.
Стратегия.
Майлз — поклонник Го, и у него в кабинете есть своя доска. Однажды он даже научил меня играть в нее, так что я знаю основы.
Как и в шахматах, одному игроку назначается белая сторона, а другому — черная. Но в отличие от шахмат, игровые фигуры — это маленькие круглые камни. Цель игры — получить пространство на доске. Как на карте военных действий, фигуры являются флагами на завоеванных территориях, а победителем становится тот, у кого больше фигур на доске.
Это захватывающая игра, которая, безусловно, может заставить
Тем не менее, нет ничего удивительного в том, что Майлз выбрал именно ее, помимо его личного интереса к ней. Игра основана на стратегическом расположении камней для максимизации территории. По его мнению, наш успех на доске должен отражать наш успех во внешнем мире.
Есть только один сложный аспект.
Три минуты.
Когда на часах три минуты, маловероятно, что мы сможем закончить партию Го и объявить победителя. Эти игры могут длиться часами, а то и днями, так что три минуты — это просто абсурд.
Но когда я смотрю на Майлза, его коварную улыбку, широкую и почти дикую, я понимаю, что он тоже это знает.
Я отключил свой скептицизм и сосредоточился на игре, победа — моя единственная цель. Ну и что, что это почти невозможно? Я бросаю вызов невозможному столько, сколько себя помню. Это не должно быть слишком сложно.
Секунды тянутся, когда мы начинаем расставлять наши фигуры на доске. Я — черный, а мой противник — белый. Но как только начинается игра, мой разум сосредотачивается на том, чтобы предугадать каждый ход, который он может сделать.
Раз уж мне удалось заранее просчитать его ходы, то я должен быть в состоянии рассчитать и количество попыток, которые мне потребуются, чтобы выиграть партию.
Наши руки двигаются с огромной скоростью, фигура за фигурой устанавливаются на клетку, территории начинают приобретать очертания.
Мой противник неплох. Но он и не великий, что работает в мою пользу.
Одна минута и тридцать пять секунд.
К этому моменту половина доски заполнена, мои фигуры затмевают его. Но есть один хитрый аспект в Го. Если он не объявит, что сдается, то игра может продолжаться бесконечно.
И вот, когда секунды летят, время идет, моя решимость победить крепнет. Я удваиваю свои усилия, мысленно представляя все возможные исходы, когда кладу фигуру.
Мне нужно загнать его в угол так сильно, чтобы у него не осталось другого выхода, кроме как проиграть партию.
Еще три хода, и он будет там, где я хочу. Один взгляд на него, и его губы дрожат, а все лицо вспотело от умственного напряжения.
Я поднимаю на него бровь, ожидая, что он сделает ход, которого нет.
Его плечи опускаются, и в конце концов он смиряется с тем, что является проигравшей стороной.
В комнате раздается гулкий писк, и все внезапно встают.
— Так-так, — говорит Майлз, распуская ноги и поднимаясь с дивана. Он медленно идет ко мне, его рука лежит на моей спине.
— Похоже, у нас есть победитель, — объявляет он, и на моем лице появляется самодовольное выражение. Я даже не задумываюсь о том, что может произойти с теми, кто проиграл, наслаждаясь похвалой Майлза и зная, что она ограничена.
В качестве мини-праздника Майлз приглашает меня в свой кабинет, предлагает мне стакан своего дорогого бурбона и рассказывает о своих грандиозных планах.