Морально противоречивый
Шрифт:
— Влад…
— Нет, — я прикладываю палец к ее губам, — не лги мне и не лги себе, Сиси. Я знаю, что когда-нибудь ты захочешь иметь семью. И я тоже этого хочу, потому что знаю, какой замечательной матерью ты станешь. Но пока этот момент не наступит, я сделаю все возможное, чтобы работать над собой, чтобы не представлять опасности ни для тебя, ни для наших детей.
— Боже, Влад, — шепчет она, ее глаза блестят от слез, — почему ты такой идеальный? — она глубоко вздыхает.
— Я не такой. Но я стремлюсь быть им. Для тебя, — я наклоняюсь, чтобы поцеловать
?
— Нам нужно сосредоточиться на её офисе и жилых помещениях, — говорю я ей после того, как мы внимательно просмотрели некоторые видеозаписи из Сакре-Кёр, сделав некоторые заметки относительно поведения Матери-Настоятельницы.
— Она из тех людей, которые все держат на бумаге, — отмечает Сиси, одевая свой наряд.
В отличие от монахинь, принявших постриг, ее одеяние не черное, а светло-голубое.
— Не могу поверить, что мне снова придется это надеть, — бормочет она себе под нос, заправляя волосы в головной убор. — Ну и как? — она поворачивается ко мне, приподнимая бровь.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Для меня ты будешь выглядеть сексуально, одетая во что угодно.
— Это, — она выдыхает, берет ручное зеркальце и рассматривает свою родинку. — Вот почему я ненавидела эти головные уборы. Это всегда так заметно, — разочарованно вздыхает она.
— Сиси, — в два шага я оказываюсь позади нее, поворачиваю ее лицом к себе, заставляя уронить зеркало. — Это, — я провожу рукой по ее красной отметине, — только делает тебя более уникальной. Это придает твоей красоте уникальность.
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать точку прямо над ее бровью: — Сумма твоих недостатков — это то, что делает тебя идеальной для меня, Сиси.
— Опять ты со своими сладкими словами, — бормочет она, краснея до корней волос.
— Не опускай голову снова, — я приподнимаю ее подбородок, чтобы она могла смотреть мне в глаза, — я же говорил тебе, Дьяволица. Отныне все будут кланяться тебе, а не смотреть на тебя свысока.
Сиси кивает мне.
— Ты прав. Я должна перестать стыдиться этого, — она касается пальцем своего родимого пятна, — это часть того, что делает меня мной, — говорит она, и я не могу гордиться ею больше.
— Да, я рад, что мы на одной волне, — смеюсь я, быстро целуя ее в губы. — Теперь заканчивай одеваться, чтобы мы могли идти.
— С меня хватит, — говорит Сиси, оценивая меня глазами. — Я не могу сказать то же самое о тебе, мистер Горячий священник, — она указывает на мою шею.
Я был одет полностью в черное, в классическую католическую сутану, но я не надел клерикальный ошейник.
Взяв со стола белый кусочек, она надевает его мне на шею, убедившись, что он на месте, и закрывает мою татуировку.
— Так вот, если бы ты был моим священником, — дерзко начинает она, с намеком проводя руками по моей груди, — я знаю, что была бы постоянным атрибутом во время исповеди.
— Серьезно, — протягиваю
Ее губы изгибаются вверх в кошачьей улыбке, ресницы трепещут в ее сводящей с ума манере: — Я бы попросила прощения… — она замолкает, внезапно подражая застенчивой школьнице, когда ее взгляд устремлен, — за то, что играла с моей киской, думая о тебе, — шепчет она, румянец вспыхивает на ее щеках.
Черт!
— Черт возьми, Сиси! Ты не можешь говорить такие вещи и предполагать, что я не буду все время думать о тебе в этой проклятой исповедальной кабинке, играя с собой, пока я слушаю, как ты стонешь о своих грехах, — из моих губ вырывается прерывистый вздох, и я закрываю глаза, желая, чтобы мое тело вело себя хорошо.
У нас есть план. Тщательно продуманный план, в котором нет места ошибкам. Или за незаконное свидание в исповедальне, или за то, что я трахаю ее на алтаре, потому что, черт возьми, если это не все, о чем я могу сейчас думать, образ ее обнаженной передо мной, в окружении святых предметов, когда она на самом деле самая святая из всех…
— Черт возьми, Сиси. Ты убиваешь меня здесь, Дьяволица, — бормочу я, наклоняясь, чтобы поправить свой член.
— Ну что, ты не идешь? — Я открываю глаза и вижу ее уже в дверях с довольной улыбкой на лице.
— Ты чертова любительница дразнить член, не так ли? — кричу я, убирая ножи в ножны, прежде чем последовать за ней.
Ее тихий смех — единственный ответ, который я получаю, когда пытаюсь вернуться в зону действия.
Я простой человек. У меня есть только две настройки по умолчанию — убийство и Сиси. И когда последнее будет активировано, вы можете быть чертовски уверены, что я буду бесполезен ни для чего, кроме нее.
Дорога до церкви занимает у нас больше часа, и за это время мы еще раз обдумываем план. Поскольку Сиси знакома с каждым уголком Сакре-Кёр, мы не идем вслепую. Хотя я сделал свою домашнюю работу, изучив записи с камер наблюдения, и только несколько из них направленны на монастыри и жилые помещения монахинь. Так что в этом я буду полагаться на ее знания.
Как только мы оказываемся где-то рядом с монастырем, я паркую машину, делая последнюю проверку.
У Сиси под одеждой к телу привязана целая артиллерия, как и у меня. Мы хотели быть как можно более тщательными, и поскольку Сакре-Кёр уже много лет замешан в сомнительных сделках, то нам не стоит недооценивать это место.
— Проверь свой коммуникатор, — говорю я, когда она выходит из машины.
План состоит в том, чтобы сначала она вошла внутрь, притворившись, что возвращается в монастырь после продолжительного визита к своей семье, и я скоро присоединюсь к ней после прохождения процесса проверки у ворот.
Она поднимает руку к уху, щелкая устройством и побуждая меня что-то сказать.
— Работает, — подтверждает она.
— Хорошо. Дай мне сигнал, когда войдешь, — говорю я ей, почти привыкнув видеть, как она уходит одна.