Морально противоречивый

Ланцет Вероника

— Ты мог бы, — говорит она с придыханием, ее рука поднимается к моему лицу.

Я хмурюсь, не понимая, что она пытается сделать.

Ассизи слабо улыбается, затем наклоняется вперед и прижимается губами к моей щеке.

Сказать, что я ошеломлен, было бы преуменьшением. Я застыл на месте, впитывая кожей этот маленький жест.

Черт, я могу по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда кто-то охотно целовал меня в щеку.

Но у меня нет времени размышлять над этой необычной ситуацией, поскольку ее

колено оказывается между моих ног, и она бьет меня по яйцам с такой силой, что я вижу звезды.

— Черт, — прохрипел я от боли, отодвигаясь от нее и молясь всем богам, чтобы мои яйца остались целы.

— Вот видишь, не беспомощная, — ухмыляется она, сбрасывая ноги с кровати и вставая.

— Ты что, монашка-ниндзя? — бормочу я, мое зрение двоится от боли.

— Я не знаю, что означает это слово, но ты должен уйти, — говорит она, нетерпеливо постукивая ногой по полу.

Я делаю глубокий вдох, борясь с болью.

Это одна из областей, где мои болевые рецепторы не притуплены.

Взяв себя в руки, я встаю, нацепив свою самую очаровательную улыбку. Вместо того чтобы заставить ее смягчиться по отношению ко мне, весь ее вид говорит о совершенно противоположном.

— Сотри эту улыбку со своего лица, — бросает она мне, и я на мгновение ошеломлен ее реакцией. Но мне удается быстро прийти в себя.

— Боишься, что влюбишься в меня? — игриво спрашиваю я, пытаясь перевести разговор на глупую, но удобную тему.

— Влюблюсь, — фыркнула она. — Ближе к делу. Почему ты здесь?

— Ассизи, эти монахини научили тебя оказывать такой теплый прием? — я откинулся на кровать, опираясь на локти и наблюдая, как на ее лице появляется раздраженность.

— Нет, они научили меня не терпеть всякую чушь, — наклоняет она голову ко мне, — особенно от лиц мужского пола, — говорит она, глядя на меня сверху вниз.

Мой рот кривится.

— Ах, извечное женоненавистничество. Знаешь, у меня есть теория о монахинях и о том, почему они такие суровые, — говорю я медленно и замечаю намек на интерес в ее чертах.

— Правда? — спрашивает она, ее тон подозрительный.

— Им просто нужен хороший секс, — беззаботно пожимаю я плечами, но мои глаза внимательно следят за выражением ее лица, наблюдая за любым незначительным изменением. Когда я их не вижу, то добавляю еще кое-что, просто чтобы раззадорить ее: — Но ты, вероятно, не знаешь, что это значит, — реакция запаздывает, ее брови сходятся вместе в замешательстве, прежде чем ее глаза расширяются в осознании.

— Ты хам! — возмущенно восклицает она, берет одну из своих сумок и швыряет ее в меня.

— Почему? — я поднял руки в защите. — Ты же знаешь, что я прав!

Она очень хорошо играет скандальную девицу, но я вижу, как слегка дрожит ее верхняя губа и как она изо всех сил старается не улыбаться.

— Может быть, ты и прав, но ты хам, раз все равно

указываешь на это, — продолжает она, все еще сохраняя наглую улыбку.

— Почему? Потому что это означает, что тебе тоже нужен хороший секс? — добавляю я, не успев додумать мысль до конца. Ее рот открывается в шоке, веки быстро двигаются вверх-вниз, как будто она не может поверить в то, что я сказал.

Даже я не могу поверить в то, что произнес.

Наверное, это все ее сиськи. Они отвлекают и заставляют меня думать о грязных вещах. Другого объяснения этому нет. И когда я опускаю глаза ниже, к вздымающейся и опадающей груди, то вынужден глубоко сглотнуть.

Ее глаза яростно смотрят на меня, и не успеваю я опомниться, как она набрасывается на меня, двигая руками вверх-вниз в попытке схватить меня.

Я позволяю ей думать, что вовлечен в ее игру, легко обездвиживая, но пока она борется в моей хватке, мы перекатываемся через край кровати.

Ассизи на мне, я ударяюсь спиной об пол, подавляя стон от удара.

Она слегка приподнимает голову, хмуро наблюдая за мной.

— Ты в порядке? — спрашивает она, волнуясь. Я сдерживаю улыбку, откладывая в памяти еще одну информацию о ней.

При всем ее недовольстве, у нее доброе сердце.

Это может пригодиться.

— Агх, — притворно ворчу я от боли, закрывая глаза и притворяясь, что получил травму.

— Боже мой! Мне так жаль, — она карабкается в сидячее положение, ощупывая руками мои плечи, осматривая их на предмет повреждений. — Где болит? Клянусь, я не хотела причинить тебе такую боль, — продолжает она болтать, ее глаза блуждают по моей верхней части тела. Я продолжаю притворно стонать, почему-то наслаждаясь тем, что являюсь объектом ее заботы.

С опозданием, я понимаю, что эта новая поза совсем не помогает. Каким-то образом она оказалась на мне, ее ноги по обе стороны от моих, ее таз прижимается к моему.

Ах, у нее действительно мягкая киска.

— О нет, ты весь красный, — продолжает она, используя свои руки, чтобы обдуть воздухом мое лицо.

— Я в порядке, — бормочу я, разрываясь между тем, чтобы оставить ее на месте, или переместить и взять себя под контроль.

Она хмурится, но в конце концов кивает, отходя в сторону.

Я выдыхаю, испытывая облегчение, и поворачиваюсь, чтобы поправить брюки, прежде чем снова встретиться с ней взглядом.

— Почему ты здесь? — спрашивает она снова, на этот раз ее тон мягче. Ассизи переводит свой пытливый взгляд на меня, и я улавливаю намек на интерес.

— У меня есть для тебя предложение, — говорю я, мысленно напоминая себе, чтобы перестать ее раздражать. Мне нужно подружиться с ней, а не заставлять ее опасаться меня.

— Предложение?

— Твой брат — мой друг, и с моей стороны было бы упущением не предложить свои услуги.