Море и плен
Шрифт:
Его старческий голос выделялся среди всей толпы. Он начал во всеуслышание молиться и призывал всех присоединиться к его молитве. Он убеждал русских невольников, что еще есть выход и отсюда в дверь света, только нужно спросить Спасителя и верить в его бессмертные чудеса.
— Нс забывайте, — продолжал пленный проповедник, — жизнь для всех дана равной Господом Богом. И если у некоторых из вас душу охватил страх, то надо крепить себя и просить Всевишнего Творца о милости
его к нам несчастным.
Говоривший далее о трагедии Российских народов и милосердии Всевышнего, настолько зарос бородой, что его даже знавшие пленные врачи не могли долго опознать, как своего медицинского начальника.
Своими словами Андрей Михайлович Буров привлек к себе не только верующих, но и не верующих в Бога.
Пленные толпились около него и хором повторяли сказанные им слова.
Доктор, заканчивая свою проповедь, призывал пленным не отчаиваться. Он говорил нм: „Как невидимы ваши души, так и невидимый для человека Бог. Но молящиеся и просящие познают Его в Его божественных творениях. Духовному совершенству нет преград и равной силы, так все земное принадлежит только одному Богу”.
Проповедь старика доктора потушила у пленных отчаяние. Они начали, кто как мог, молиться и утешать друг-друга. Многие из них плакали.
Только здесь, в страшной муке плена, в городе смерти, солдаты получив духовную пищу успокаивались, молясь и за себя и за близких своих.
Прося защиты у Царя Неба и Земли, пленные видели перед собой не Советский Союз, где на месте взорванных и разрушенных церквей стояли клубы, склады, ленинские избы-читальни, а видели Россию с многочисленными храмами...
В религиозном экстазе стояла толпа пленных, ободренная словами проповедника, который подняв голову
в синеву неба, горячо молился за своих братьев по плену...
Неожиданно тишину прорезала трескотня ручного пулемета, в руках одного эсэсовца.
Доктор и несколько пленных упали на землю мертвыми.
Многотысячная толпа невольников заволновалась. В сторону конвоя полетела угрожающая ругань, но поднятые стволы бронемашин заставили ее замолкнуть. Пленные разойдясь, начали строиться пятерками, для дальнейшего пути.
Чем дальше уходила колонна от жестокой расправы, тем больше загоралась у каждого злоба против врага.
Страшно было поверить, что эти передвигающиеся . мощи”, могут быть, кроме Высшей Силы, кем то защищены н спасены от верной смерти, шагавшей за ними по пятам.
Смерть таилась и в горячечном тифозном бреду, и в коликах дизентерии, и винтовочном прикладе и пуле конвоира.
Смерть подкарауливала каждого из нас, на каждом шагу.
Я сам лично был убежден в полной гибели всей нашей колонны пленных. Ведь разве можно, при полном физическом и духовном
И снова, все с большей навязчивостью зарождалась в нашем воспаленном мозгу мысль. Мысль эта была мучительной и сильнее, и побоев и болей от ран.
„Изменники мы или нет?” Если да, то перед кем? Перед народом или только перед советским правительством? Была ли под Севастополем измена своему народу тем, что мы оставили себя в живых или наши мысли только бредовые осадки от дьявольской советской пропаганды, что „Сталин это родина, а родина это Сталин".
Теперь, спустя годы, даже странно ставить себе такие вопросы. А ведь тогда, в те дни минувшей воины, именно так н было: сотни тысяч молодых вой лов-комсомольцев, на фронтах, да и в самом плену, сознательно умирали за „вождя” — Сталина.
И не раз, во время атак на врага, неслось по полю, вместо традиционного русского ура, — ,,3а Сталина!”
Многие, в том числе и я сам, только очутившись на Западе разуверились и поняли окончательно всю лживость советской пропаганды и ложь самой советской действи тел ьности.
Что. если мы, советские пленники не наложили на себя руки, то изменили не Родине, не России, а Сталину, не выполнив его повелительного приказа: — „последняя пуля для себя”,
Что-же касается Родины, то были ли мы на Юге.на Востоке или же в неприятельском плену, она всегда была с нами.
Я не знаю, почему и до последнего времени коммунисты и даже здесь — на Западе, некоторые эмигрантские политические деятели из так называемого „прогрес
се
ситного лагеря*’, убеждают, что Россия нс должна признать нас своими сынами, а только изменниками.
Неужели и наши отцы и братья, наши близкие и друзья, забыв жертвы под Севастополем, тоже обвинят нас в измене?
Не верю я этому. Нс верят и мои многие соотечественники этому. Россия это не Сталин. И не Молотов и никакой другой диктатор. Россия никогда не забывала и не забудет своих патриотов. Последние еще ей будут нужны в новых рядах солдат и людей в черных бушлатах, которые на этот раз будут побеждать не гитлеровский нацизм, а большевицкий коммунизм.
Мы не изменники, а наоборот, жертвы бездарных советских генералов, во главе с самим Сталиным и, только но их пресловутой стратегии, очутились в плену у немцев.
Мы прошли все: школу унижений, школу оскорблений; прошли голод и нужду и раз уже было суждено остаться в живых, то будем ждать час призыва на новые походы против мирового зла — коммунизма.
Мы — уцелевшие, верим в силы своего народа на родине. Антинародной власти, как и гитлеровцам придет конец...