Море житейское
Шрифт:
С одной стороны, отношение к войне изменяется в сторону все более легкого к ней отношения. Мы играли в войну, сын играл в военку, а внук играет в войнушку. То есть вроде игра все несерьезнее. Но с другой, игры эти все ожесточеннее. Разве могло быть у нас такое, чтобы бросаться ледышками, твердыми кусками глины, чтобы «пленных» привязывали к дереву и давали пинка. Ужас. Что-то непрерывно сдвигается под уклон к пропасти.
ИЗ ЗАПИСКИ 1991-го. 532 тысячи снесенных сел и деревень. Заседание в ВАСХНИЛ, создание энциклопедии деревень России, живых и убитых.
ЛИБЕРАЛЫ, ВАРЯГИ,
– НАЧИНАЕМ конопатить пятый угол от дверей. Бабы ходят по вечеркам, караулят дочерей.
Какая в тексте ошибка? Правильно, пятого угла, считая от дверей, нет. А то, что ходят и караулят, это точно.
СВИСТ В АДРЕС русских писателей - это признание их любви к России, ее защиты. И это знак ненависти к России этих свистунов. И показатель их слабости. Ну торчат на экранах, ну премии сшибают, ну вроде известны. А больше их были известны эренбурги, шпановы, рыбаковы, сотни других - и где они теперь, в каком уголке народной памяти? Такого уголка для них нет, только в каких-то авторефератах тиражом по сотне экземпляров да в диссертациях тиражом менее десяти. Причина? Языка в произведениях нет, русского языка. А если Россию не любишь, так какой у тебя русский язык? Ты ее шельмуешь, а еще хочешь, чтоб тебя и читали. А тексты твои - суррогат, который ум отторгает. Не та пища.
Не насыщает. И будешь прочно забыт. А книги твои забыты еще до твоей смерти. Обидно? А как ты хотел?
(После встречи на улице с когда-то знаменитым К. Я думал, он уж и не жив. Нет, высох, но ползает. И видно, что встреча ему неприятна. А мне его жалко: ведь жил-то он всю жизнь в России.)
ОСВАЛЬД ШПЕНГЛЕР предсказал, что третье тысячелетие будет принадлежать христианству Достоевского. Такое предсказание от ума. Будут же у падшего мира и другие распорядители. Достоевский - христианин без радости. С ним тяжело. Но, может, я излишне придирчив. Так же и с Толстым. Есть же у нас батюшка Серафим. Есть же малое стадо Христово, есть же «острова спасения мнози».
СТАРЫЙ ВОЯКА:
– Лозунги были: «Добей врага в его траншее!», а получалось: «Прицел ноль пять, по своим опять! Вперед, ребята, сзади немцы!» Но немцы, учти, как только наши в рябых майках в атаку идут - сразу бежали. (Рябые майки - тельняшки.) В детстве книга «Морская душа».
– ЛАДНО, НЕ ГРОЗИ, не грози! Еще встретимся!
– На том свете?
– Естественно.
– ОЙ, ЭТО ЛЕШОЙ, а не ребенок: семь кучек наклал, еще кряхтит. И такой ли безсовестной: от парной кучки отопрется. «Не я, и все!» Да у него и мать такая же.
ПОЛКОВНИК в войну, посылая парламентера: «Скажи им: воевать мы согласны, но в плен брать не будем».
Те сразу сдались.
– ЖИЛИ НА ДУРНЯКА. Выпускали призывы: «Коммунизм победит». Кого? Нас и победил. (И не к месту, может, я не понял, к чему): Дурьтопьян и три аматера.
– С ХОРОШЕГО ПОХМЕЛЬЯ бутылку искал. Ведь была же, была! Ей говорю: «Ты где хоть? Не видишь, человек помирает. Хоть аукнись». Так мучился! Лекарство же искал, не для пьянства же. И через неделю -вот она, собака! Поехал в лес, начал валенки надевать, она в валенке. Из горла всю выпил, выкинул. Так ей и надо. И в лес не поехал.
ИЗ
ЧЕМ ХОРОША была моя жизнь в детстве, отрочестве и юности, так это тем, что всякие модные веяния (правильнее сказать, всякие обезьяньи подражания «западнистам») доходили до нашего богоспасаемого далекого вятского села уже на издыхании и уже в сопровождении известий, что это уже устарело, что мы отстаем, что уже не твист в моде, а буги-вуги и тому подобное.
То же и в одежде. Тем более повезло и в том, что жили бедно. Практически все. А это великая милость, когда юноша или девушка не стесняется быть скромно одетым. Да, не модно, но все же чистенькое: брюки поглажены, стрелки наведены, воротнички у девочек беленькие, кружевные, сами вывязывали, у всех косы, и в косы вплетены алые или голубые ленты.
Шло нашествие и на язык. Поменее сегодняшнего, но тоже. Тюрем и тогда было достаточно, жаргонов хватало. Всякие стукачи, вертухаи были не только в жизни, но и проникали в лексикон.
Были, помню, выражения, которые подчиняли русскому выражению нерусские слова. «Крути колесо - делай бизнес» - это шутка из той поры. Колес для кручения было изрядно, работали же всегда: молотилки, веялки, печатная машина, колодезные валы, на которые накручивались веревки (колодцы глубокие, иногда оборотов по шестьдесят-семьдесят). Так что бизнес - это не то, что сейчас всех захомутало, а физическое развитие.
Появился танец линда, сразу появилось выражение - линдачить. Конечно, и чарльстонили.
Песни иностранные проникали. Чаще не словами, музыкой. Бывали свои слова на «ихнюю» музыку. «На чердаке танцуют тоже. Там буги-вуги кочегар всю ночь дает. И по его немытой роже пот трудовой, пот трудовой ручьями льет». Да даже и позднее, например, темнокожие «Бони-М» пели свою «Ра-ра, Рас-пу-тин», припев ее наша молодежь передавала такими словами: «Варвара жарит кур... жа-арит, жарит ку-ур...»
Но ничто и никто не мог победить ни песен, ни танцев России. Танцевали и краковяк, и польку, и падеспань, и все побеждающий вальс. Танго не любили, но фокстроты! И тоже тут переделки были. Был модный фокстрот «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня? Самая нелепая ошибка, Мишка, то, что ты уходишь от меня». Переделали: «Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка, полная червонцев и рублей? Самая нелепая ошибка, Мишка, то, что в книжке нету прибылей».
А незабвенная игра в «ручеек», когда проходили под руками стоящих пар и выдергивали себе того, кто нравился. Оставшийся (оставшаяся) без партнера возвращался к началу и тоже выбирал, кого хотел. При этом всегда пели. Вообще песни советского времени очень в хорошем смысле воспитательны. Они и лиричны («На крылечке твоем каждый вечер вдвоем мы подолгу стоим и расстаться не можем на миг».), и воспитательны («Не думай, что все пропели, что битвы все отгремели, готовься к великой цели, а слава тебя найдет.), и патриотичны («Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех.», «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна»).