Морф
Шрифт:
— Они лежали не на дороге, — тем временем продолжал Николас, так и не дождавшись ответа, — все они были чуть дальше, к ельнику… и я… я пошел вглубь… не знаю уже, зачем. Что-то звало меня туда, и я опомнился только тогда, когда… там купол вырос, странный такой, как будто студень кто-то вывалил кучей. Купол до неба… И мыльные пузыри, лекарь! Понимаешь?!! Мыльные пузыри летали повсюду! Они летали и не лопались, как будто внутри их что-то было! Кто их там мог пускать, а?.. Кто?!! Хайо, это было так… страшно, что я… побежал…
Шерхем пожал плечами, в упор глянул на Эрда.
— Мне надо уходить.
— Значит, Милаведа не ошиблась, — пробормотал полукровка, —
— Просто тварь, Эрд.
Место паники заняло спокойствие обреченности. Но вот Арниса было жаль, очень. И — помилуйте! — в замке была еще и Ирбис. А еще — Гверфин. Хайо, куда ж ты смотришь? И не слишком ли жестоко наказываешь за то, что три мага должны были сделать тогда, под Снулле?
— Мне надо попасть к замку некроманта, — выдавил он, с трудом ворочая одеревеневшим языком, — ты знаешь туда короткую дорогу?
Эрд натянуто улыбнулся, продемонстрировав свои подпиленные клыки.
— А то. Ты, лекарь, скажи — та тварь сюда не придет?
— Если я уйду сейчас же, то, думаю, не придет.
Атаман поднялся, провел ладонями по лицу.
— Я скажу Милаведе, чтобы собрала тебя в дорогу. У нас из подпола в трактире ход есть подземный. Ведет не очень далеко, но хотя бы через коряги не нужно будет лезть.
Глава 12. Морф
Некроманты мстят с размахом и фантазией. Зачем цепи и казематы, если есть хорошие, отточенные за века заклятья?
Арнис Штойц, игнорируя вопли Гверфина, заставил меня прошагать в заваленный строительным мусором угол двора и там оставил, заметив при этом, что, проделай он нечто подобное раньше, ничего плохого бы не приключилось. К несчастью, наложенное заклятье крепко держало и мой язык, а потому я не смогла возразить, что, расскажи он немногим раньше о том, кто и зачем сидит в подземелье, точно бы ничего не случилось. Арнис, выругавшись, схватил за локоть приунывшего Гверфина и потянул его прочь. Я осталась одна.
Весь день нещадно палило солнце. Будь я жива, уже измучилась бы от жажды. К вечеру небо внезапно вспухло черными тучами, по землям Веранту хлестнули струи ледяного ливня. Я по-прежнему стояла и, разумеется, никто не соизволил завести меня хотя бы под навес. К утру дождь закончился, на хрустальном небосводе засияла яркая радуга, потом прилетели откуда-то два пестрых маленьких дятла и принялись усердно долбить ствол старой груши у внутренней замковой стены. С наступлением утра завозились и зомби: кто-то полез в котлован, кто-то тянул огромное корыто с известью. Рысцой промчался мимо Шпарс, остановился, смерил меня растерянным взглядом, и потрусил дальше. Я продолжала безмолвно стоять, как фарфоровая кукла, у которой сломался внутри механизм. Закончился второй день моего наказания, небо с запада окрасилось в глубокий синий цвет, тогда как на востоке редкие облака казались золотыми. Загорелись первые звезды. Я поморгала, попробовала шевельнуться — нет, по-прежнему ничего. Арнис Штойц неспроста считался одним из лучших некромантов Веранту, и неспроста его зомби поставлялись ко двору. А когда взошла огромная круглобокая луна, первая из трех, ко мне пришел Гверфин: все та же кипенно-белая рубашка, черные бархатные штаны, подпоясанные широким клепаным поясом. Гладко причесанные черные волосы и — батюшки! Не снится ли мне? — легкий аромат одеколона, вероятно, позаимствованного у папаши.
Он быстро приблизился, ступая неслышно как кошка, подошел почти вплотную, так, что я даже ощутила заманчивое
— Ты на меня сердишься, да? — спросил он тихо.
О, нет, мой драгоценный. Сейчас я даже не сержусь. Все, что мне нужно — это твое тепло, а не этот дурацкий плащик. Я бы обняла тебя как возлюбленного, положила бы голову на плечо, закрыла глаза и хотя бы на миг почувствовала себя живой.
— Послушай, Ирбис… — он перешел на шепот, — я правда не мог тебе сказать раньше. Я поклялся отцу, понимаешь? Ты выпустила в мир ужасное, кровожадное создание… Я пытаюсь уговорить отца, чтобы он тебя отпустил, но он уперся как баран, говорит, что, мол, пусть Шерхем решает, что делать с этой дрянью… ох, прости. Но отец не в себе с того утра, как обнаружил пропажу. Он перерыл замок вверх дном, он обошел все с собакой, но тварь исчезла бесследно. Или слишком хорошо затаилась и выжидает. Хотя собака — должна отличить ее от живого человека. Понимаешь, пока ты не взломала ту дверь, замок был в сохранности, а теперь…
Я поморгала. Это единственное, что оставил мне Штойц. Если бы могла, то заплакала. И обязательно бы попросила обнять себя покрепче, хотя бы на одну крошечную минутку. Гверфин нахмурился, лоб прорезала столь знакомая уже упрямая складка.
— Я не отступлюсь, Ирбис. Я не отстану от отца, пока он тебя не освободит. Глупо наказывать за незнание, верно?
«Но незнание не освобождает от ответственности», — пронеслись в голове любимые слова моего дражайшего папеньки, Мориса Валле.
Нет, в том, что я выпустила на свободу не просто эльфа, сомнений уже не возникало. Но — Хайо! — почему они не захотели сказать мне раньше? Почему заставили бродить в тумане посреди лабиринта загадок и недомолвок, чтобы в итоге я устремилась за дразнящим болотным огоньком?
— Отец отправил Рофа за господином Виаро. Рофа ведет магия, и никого, кроме Шерхема, он привести не должен, — задумчиво сказал Гверфин, — если этот Виаро тебе друг, то он не даст тебя в обиду.
«Или, узнав последние новости, загонит в сердце осиновый кол», — я мысленно усмехнулась.
Надо полагать, Шерхем Виаро не придет в восторг от сделанного мной.
— Не держи зла на моего отца, — попросил Гверфин, — он… хороший.
Безусловно хороший, Гвер. Наконец-то ты это понял. Быть может, даже перестанешь ревновать его к каждой юбке.
Внезапно Гверфин придвинулся еще ближе, быстро чмокнул меня в щеку и, словно испугавшись собственного поступка, рванул прочь, в темноту. Я осталась во власти смертного холода, все еще чувствуя прикосновение его горячих губ.
Охр. Только этого мне не хватало. Оставалось надеяться, что нынешний поцелуй был не более чем данью учебе в карьенской академии: может, там, в столице, это у них обычное дружеское прощание?
Я прикрыла глаза, попробовала поспать, чтобы скоротать время до прибытия Шерхема. А потом медленно, очень медленно начала проваливаться в странное полусонное состояние, когда видишь себя со стороны, понимаешь, что надо бы проснуться — и не можешь.