Мороз К.О. Мэр Ёлкино
Шрифт:
В дверь неожиданно стучат. Алик недовольно икает.
«Криминальная Россия» делает свое дело, и я сразу представляю душегуба на крыльце Костиного дома. Вжимаюсь от испуга в сильное тело, но длится это недолго, потому что мы слышим женский воркующий голос:
– Константин Олегович, это Нина, ваша соседка. Я вам пирога своего принесла… Откройте.
– «Пирога своего принесла»? – возмущенно переспрашиваю.
Мэр с сожалением вздыхает.
– Выключи эту хрень. Пожалуйста, Ника, – просит и, аккуратно пересадив меня на диван, поднимается.
Глава 11.
Я послушно вырубаю телик и, пока Константин «Горячие губы» Олегович Мороз следует к двери, вопросительно киваю Алику:
«Что еще за соседка Нина, пернатый? Колись давай!»
Альберт выказывает свое недовольство по поводу нахлобученного на его голову колпака, но, сжалившись, философски смотрит на меня ярко-желтыми пятаками.
«Я бы на твоем месте по ее поводу не переживал!»
«Я и не переживаю. Больно надо!»
Фыркнув, легко и красиво взбиваю копну своих роскошных волос и сажусь на диван по-турецки, так как ступни обдает морозным воздухом, залетевшим с улицы.
– Ой, Константин Олегович. Какой вы жестокий человек!.. – слышу заливистый смех. С таким придыханием, будто мэрской жестокостью соседка бы сейчас с удовольствием отравилась. – Вы меня там заморозить решили? Или я вам помешала? Признавайтесь.
– Простите меня, Нина, – довольно сухо отвечает Костя, зарабатывая пару баллов в свою копилку от Ники Солнцевой. – Проходите, только если не боитесь заразиться. Я что-то приболел…
А нет… Показалось! Мысленно отбираю у него копилку.
Альберт вместо немой поддержки отворачивается к стене.
– О, а у вас гости?.. – отчетливо слышится разочарование.
Я с облегчением рассматриваю блондинку.
Она не худая и не толстая. Нормальная. А вот грудь большая, мясистая и будто отдельной жизнью живет: волнуется, покачивается, как подтаявший холодец, который я терпеть не могу. На лицо, признаться честно, симпатичная. Правда, над губой у Нины мушка, будто бы специально выделенная черным карандашом. Это выглядит забавно.
Вырез на платье тоже интересный – все больше и больше съезжает вниз, оголяя чуть подуставшие бидоны.
– Я… Ника. Медсестра, – мило улыбаюсь. – Ставлю вот… нашему Константину Олеговичу уколы.
Взгляд соседки задерживается на моем лице чуть дольше, чем позволяют правила приличия. Я даже вижу в нем легкую женскую зависть.
Да-да, моя курочка, я видела задницу вашего мэра. Даже пощупала! И мне не нужно для этого оголяться до пупка. Хотя… Вспомнив вчерашнюю ночь, краснею.
– А зачем вам медсестра, Константин Олегович? – по-хозяйски проходит на кухню Нина. – Сказали бы мне. Я уколы тоже хорошо ставить умею, никто еще не жаловался.
– Вы ведь ветеринар, Нина, – откашливается Мороз, пряча руки в карманах джинсов.
– Никто не жаловался… – шепчу, едва сдерживая
Костя предупреждающе смотрит на меня. Шутка напрашивается сама собой, но в серьезном мэрском взгляде столько закаленной стали, что я, прикусив губу, отворачиваюсь.
Больно надо.
– Или в баньку бы сходили, попарились. У меня и веничек есть… Можжевеловый. Всю хворь сразу как рукой снимает.
– А ему нельзя в баню… – сообщаю, положив ладони на колени и разведя их в стороны так, чтобы они коснулись дивана.
Растяжка у меня что надо, йогу три раза в неделю с шестнадцати лет посещаю. Разминаю шею и выгибаюсь, принимая асану.
– Это еще почему? – спрашивает Нина недовольно. – Баня – для всех хорошо. Глупость какая-то…
– А у Константина Олеговича акрофобия, – замечаю с закрытыми глазами. – Очень неприятная вещь, скажу я вам.
– Фобия? – не унимается соседка. – Жары, что ли, боится?
– Хуже, – оборачиваюсь.
Костя награждает меня фирменным, ироничным взглядом. Акрофобия – боязнь холмистой местности. А у Нины такие… мм… холмы…
Все он понял…
– Ой, а дом-то как украсили, Константин Олегович! – хлопает в ладоши Нина, крутясь по сторонам. – Даже чучело свое принарядили…
Альберт медленно поворачивает голову и выпучивает глаза.
«Сама ты чучело!» – рычит.
– Ой, мамочки! Он живой, что ли?
Тут же, не дожидаясь ответа, Нина хватает пакет и начинает один за другим выкладывать на стол свои кулинарные шедевры.
– Вы уж сильно-то не оценивайте, Константин Олегович. Я быстро тесто сообразила. Девка я хозяйственная, руки откуда надо растут. Вот пирог с капусткой и яйцом, вот с рыбой. Минтай с горбушей пятьдесят на пятьдесят, – добавляет скромно. – С мясом и ливером. И с сухофруктами…
Скатерть-самобранка какая-то. Куда столько?
Она думает, он алабай?..
– Спасибо, конечно, Нина, – вежливо благодарит Мороз. – Но не стоило так утруждаться. Это очень много, мне столько за все праздники не съесть.
– Ну-ну, вы мужчина видный. Вас, такого большого и сильного, кормить надо, – она застенчиво опускает взгляд, а мы с Альбертом в голос от банальности вздыхаем, но Нина на этом не останавливается. – А то Новый год ведь… Кто вас накормит?
Как бы невзначай осматривает кухню. Замечает мясо и порезанный салат.
– Ой, оливье! – удивляется.
Она что, думала, я пальцем деланная? Я и сельдь под шубой умею, и мимозу. Что там еще в Советском Союзе было? Холодец вот только больше не хочется…
– Ну кто же со свежими огурцами делает? – забивает Нина последний гвоздь в мое хорошее к ней отношение. – Надо ведь с маринованными, хрустящими!..
– А вы тоже в СССР родились? – спрашиваю, мило улыбаясь.
Костя вздыхает и мысленно отправляет мне: «Я же говорил – ты Скальпель!».
– В каком смысле? – нервничает. – Девяностого года рождения. Возраста своего не стесняюсь… Женщина с годами только лучше становится, как вино.