Морозные узоры: Стихотворения и письма

Садовской Борис Александрович

"Смешно тревожиться, что полночь наступила..."

Смешно тревожиться, что полночь наступила, Когда вот-вот воспрянет новый день И не поможет призрачная тень Скрыть от него, что будет и что было. Ведь наша жизнь не линия, а круг, И содержания весьма простого. Учение Коперника – паук, И соловей – умнее Льва Толстого. 1935 (1929)

"Назойливой гурьбой в уме теснятся предки..."

Назойливой гурьбой

в уме теснятся предки. Они, как маятник испорченных часов, То медлят, то спешат; как птицы в клетке, Перекликаются десятком голосов. Тот философствует, тот глупости городит. С утра и до утра, всю жизнь, из года в год Рой неотвязчивый молву свою заводит, Стыдит, советует, припоминает, лжет. О, сердце, разгони крикливую ватагу, Развей отпетых душ непогребенный сор, Чтоб не смущал твою суровую отвагу Их надоедливый, их беспокойный вздор. 1929 (1935)

"Ты вязнешь в трясине, и страшно сознаться..."

Ты вязнешь в трясине, и страшно сознаться, Что скоро тебя засосёт глубина. На что опереться и как приподняться, Когда под ногой ни опоры, ни дна? Мелькают вдали чьи-то белые крылья: Быть может, твой друг тебе руку подаст? Напрасны мечты, безнадёжны усилья: Друг первый изменит и первый предаст. Крепись! Тебя враг благородный спасает. С далёкого берега сильной рукой Он верную петлю в болото бросает И криками будит предсмертный покой. 1941

"Карликов бесстыжих злобная порода..."

Карликов бесстыжих злобная порода Из ущелий адских вызывает сны. В этих снах томится полночь без восхода, Смерть без воскресенья, осень без весны. Всё они сгноили, всё испепелили: Творчество и юность, счастье и семью. Дряхлая отчизна тянется к могиле, И родного лика я не узнаю. Но не торжествуйте, злые лилипуты, Что любовь иссякла и что жизнь пуста: Это набегают новые минуты, Это проступает вечный день Христа. 1929

«ВРЕМЕНИ ТАЙНЫЙ РАЗМАХ»

"Времени тайный размах никому не известен..."

Времени тайный размах никому не известен, Но я не верю, что был он всегда одинаков. Время коварно. Один только маятник честен, Раб безусловный условно поставленных знаков. Может быть, сутки то легче бегут, то тяжеле. Ритма Земли не дано ни узнать нам, ни смерить. Вместе ведь с ней мы летим к ослепительной цели. Стрелкам часов поневоле приходится верить. Видно, крылатый Сатурн, когда был помоложе, Юную Землю проворнее мчал небесами. Но и Сатурн утомился. Помилуй нас, Боже, Если Земля остановится вместе с часами. 1930 (1935)

"Они у короля в палатах..."

Они у короля в палатах, Как два приятеля живут: Рассудок,

разжиревший шут В мишурных блёстках и заплатах, И Время, старый чародей: Из рукавов одежды чёрной Бросает он толпе придворной Стада бумажных лебедей. Но фокусник вполне приличен, И шут в остротах ограничен: Лишь только в зал войдёт король, Божественный и светлый Разум, Они, пред ним склоняясь разом, Смешную забывают роль. 1930 (1935)

"Плывут и тают грядки облаков..."

Плывут и тают грядки облаков. Закат, дорога, и следы подков. Далекий нежный звон монастыря, Усталый сокол на руке Царя, Опричников веселый разговор. Довольно, время, кончим этот спор. Твою однообразную канву Я принимаю: я по ней живу. Но для чего цветущей жизни вязь Узором мертвых дней переплелась? 1935 (1930)

"Июньский вечер; подо мной..."

Июньский вечер; подо мной Зарос орешником овраг. Я останавливаю шаг. Яснеет даль, слабеет зной. Ручей бормочет. Глушь и дичь. С обрыва видно далеко. И вот уж кажется легко Непостижимое постичь. Июньский вечер: аромат То земляники, то грибов. Полет и крики ястребов. Прозрачен розовый закат. Оса запуталась в траве. И вот уж пусто в голове, И пустоте моей я рад. Да разве можно жизнь постичь, Когда рассудок слеп, как сыч? Ему не внятен вечный миг. Куда умней в лесу стоять И слушать ястребиный крик И ничего не понимать! 1935 (1930)

"Пришлось мне встретить в разговоре..."

Пришлось мне встретить в разговоре С приятелем перед окном Весенний вечер за вином, А там, на голубом просторе. Парил торжественно орел. И ровно год с тех пор прошел, И повторилось всё, что было: Весна, приятель и вино. И так же видел я в окно, Как птица гордая парила. Тут разошелся, как туман, Наивный времени обман, И разум, к вечности приближен, Внезапным опытом постиг, Что стержень жизни – вечный миг, Что он, как солнце, неподвижен И, как земля, меняет лик. 1935

"Во сне гигантский месяц видел я..."

Во сне гигантский месяц видел я. Беспечный, как дитя, как девочка, невинный, Он, добродушную насмешку затая, Следил игру теней на площади пустынной. И показалось мне, что месяц сделал знак, И сразу стало всё как дважды два понятно: Конечно, смерти нет, конечно, жизнь – пустяк, И человеком быть, в конце концов, приятно. 1935