Морозные узоры: Стихотворения и письма

Садовской Борис Александрович

"Носильщик чемоданы внес..."

Носильщик чемоданы внес. Второй звонок; окно вагона. В окне дымится паровоз. Вдоль ожидающих колес Стук молотка; кричит ворона. Бывало, этой красотой Не мог я вволю надышаться И говорил мгновенью – стой! А вот теперь совсем пустой, И всё равно, куда ни мчаться. 1917

"По неотесанным громадам..."

По

неотесанным громадам Брожу я с тяжким топором И меряю последним взглядом Их нисхожденье и подъем. Стою на каменистом кряже. Отсюда начинал я путь. Уж я не тот, но мука та же Томит и надрывает грудь. А сзади занавес железный С прощальным хохотом упал. Топор мой покатился в бездны. Похорони меня, провал! 1917

СОН

Будто у Купера или Жюль Верна Вижу себя я в пустыне горячей. Пальмы, кустарники, коршун и серна. Кто-то под белой палаткою плачет. С красным туземцем я в прятки играю, Бегаю с ним у неведомых мест. Оба кричим и смеёмся, но знаю: Скоро меня он заколет и съест. Долго ль носиться по солнечным долам? Вот уж копьё пронизало мне спину, Чёрный котёл над костром опрокинут, Коршун кричит в нетерпенье весёлом. <1918?>

«ПРОЧЬ ПРИЗРАКИ!

О, ГДЕ ТЫ, ДЕНЬ ВЧЕРАШНИЙ?..»

"Видел я во сне..."

Видел я во сне Сумрачный вокзал. В розовом огне И буфет и зал. Пусто всё вокруг, Мы с тобой одни. Воротились вдруг Молодые дни. На груди цветы, На столе вино. Отвернулась ты И глядишь в окно. С грохотом в окне Катится гора. Говоришь ты мне: «Подали. Пора». 1918

"В ресницах солнце забродило..."

В ресницах солнце забродило, И создает из пустоты Зрачков таинственная сила Павлиньи краски и цветы. Гляжу, прищурясь: их разливы Лазурью радужно горят, Они мои и мною живы, Другие их не повторят. Так я творю в цветах и птицах Весну неповторимых дней, Так бродит в божеских ресницах Стоцветный луч души моей. 1918

"Какая в сердце радость..."

Какая в сердце

радость, Когда восходит май И пенит жизни сладость Неисчерпаемой! Щебечущего мая Живые голоса Крылатый звон качают, Несут его в леса. Я забываю горе, Когда плывет ко мне Зари багровой море, Когда закат в огне. 1918

"Ещё в небесном царстве рано..."

Ещё в небесном царстве рано, Не пел петух у входа в рай. Едва выходит из тумана Христовой ризы алый край. У розовеющего луга Очнувшись, души молча ждут. Супруга узнаёт супруга, И дети хоровод ведут. Зарёю счастия объяты, Предсмертный забывая страх, Глядят туда, где встал Крылатый С пылающим мечом в руках. 1918

"Испортил ты себе загробную карьеру..."

Испортил ты себе загробную карьеру, Пронзивши пулею свой женственный висок. И бедная душа, утратившая веру, Найдет в родном краю лишь камни да песок. Просторы серые пустыни бесконечной, Неумолимые, застывшие в тоске, Откроют пред тобой весь ужас жизни вечной, И не утихнет боль в простреленном виске. 1918

"Оклеена бумагой голубою...'

Оклеена бумагой голубою, Вот комната! фарфоровые луны, Прозрачные, дрожат над пустотою. Закрой таза: от них лучи как струны. Струится музыка игрой воздушной. Хочу спросить: кто создал музыканта? – Молчи, не смей! – кричит старик тщедушный И в пыльном зеркале я вижу Канта. 1918

ШОПЕНГАУЭР

Того, кто, обезумевши от слёз, Удар смертельный над собой занёс, Мой голос беспощадный успокоит: Ни счастию не веря, ни любви, Я говорю несчастному: живи, Живи лишь потому, что жить не стоит. 1918

"Кобчик трепещет над синим оврагом..."

Кобчик трепещет над синим оврагом. На гору всадник взбирается шагом. Белая хата, из камня ограда. С гор зашумело веселое стадо. Всадник склоненную видит головку Тихо с плеча он снимает винтовку. Выстрел и облако белого дыма. Кобчик не небе стоит недвижимо. 1918