Морские были

Северов Петр Федорович

– Откуда это, Георгий Львович?
– изумился Альбанов, тронутый такой неожиданной и в последнее время совершенно необычной добротой Брусилова.

Капитан улыбнулся:

– Случайно сохранилось... Можно сказать - чудом! И не чудесно ли, друзья, что здесь, на 83° северной широты, где никогда не бывал человек, нам улыбнулась эта маленькая радость?..

Позже Альбанов и его спутники не раз вспоминали эту прощальную ночь в палатке, яростный вой метели и тихую дружескую беседу у огонька.

Из-за метели и торосов, преграждавших путь, отряд за четверо суток продвинулся на юг всего лишь на пять верст. А на север за это же время его отнесло

на тридцать пять верст! Альбанова утешала только надежда на северный ветер: если южный передвигал льды к полюсу, то северный погонит их на юг.

Еще в течение нескольких дней отряд не утрачивал связи с кораблем. Ежедневно вдогонку за Альбановым пускался на лыжах с кем-нибудь из матросов неутомимый китобой Денисов. Брусилов не посылал его в эти опасные походы, китобой навещал отряд по доброй воле. Он приносил то горячую пищу, то запасную лопату для расчистки снега, то какую-нибудь мелочь - спички, иголки, записную книжку, карандаш, - все время ему казалось, будто Альбанов что-то забыл при сборах в дорогу.

Расстояние в тридцать-сорок километров нисколько не смущало Денисова. С радостью и изумлением встречая китобоя, матросы иногда спрашивали у него откровенно:

– Может быть, ты просто издеваешься над нами? Вон сколько мы уже прошли, а ты все время тут как тут...

Денисов смеялся и говорил весело:

– Еще на Земле Оскара обязательно догоню!..

Альбанов только покачивал головой:

– Не удивлюсь, если и на острове Рудольфа ты появишься...

Штурман любил этого энергичного, сильного, веселого человека. Полуукраинец, полунорвежец, Денисов с тринадцатилетнего возраста скитался по всем морям и океанам мира. Мальчишкой бежал он из дому от мачехи в трюме какого-то корабля в Африку, плавал юнгой и матросом вокруг света, охотился на китов в Антарктике, около Южной Георгии, наконец поселился в Норвегии, женился, снова служил на китобойных судах, уже гарпунером. Но в каких бы странах он ни был, какими бы красотами востока или юга ни любовался, одна страна звала его настойчиво и властно - родина, Россия. Узнав, что "Св. Анна" снаряжается для промысла китов на севере, Денисов оставил свой дом и все дела, и прибыл к Брусилову.

Матросам он иногда говорил:

– Зарабатываю я теперь, правда, меньше, чем у норвежцев, но ведь я дома! Вот что главное - дома!

В половине апреля, когда уже даже с самых высоких торосов "Св. Анну" невозможно было различить в белесой мгле, визиты Денисова прекратились.

Альбанов заметил, что спутники его стали молчаливее, задумчивее. Стараясь ободрить их, он говорил:

– Движемся мы, действительно, медленно, но вот уже скоро начнутся полыньи, тогда мы помчимся на каяках, - любо-дорого будет мили отсчитывать! Терпение, до свободной воды не так уж далеко...

На одиннадцатые сутки пути три матроса - Шабатура, Пономарев и Шахнин, смущенно опустив головы, подошли к штурману. Альбанов сразу понял, что произошло.

– Устали?
– спросил он сочувственно.
– Но ведь я и не обещал вам легкой дороги.

Ковыряя носком сапога снег, Шахнин проговорил угрюмо:

– Георгий Львович уверял, что дня через четыре земля покажется. Где же она, Земля Оскара?

Альбанов невесело усмехнулся:

– Об этом и я мог бы у тебя спросить: где же она? Разве я эту землю наносил на карту или предсказывал, будто она существует? Тут, брат, к Пайеру следует обратиться: ну-ка, показывай свою землю, Юлиус!

Никто из матросов не улыбнулся. Они стояли молча, Альбанов

сказал:

– Каждый, кто пошел со мной, вызвался на это добровольно. Я никого не принуждал и не принуждаю продолжать этот путь.

– Значит, вы не обидитесь, если мы возвратимся?
– с надеждой спросил Пономарев.
– Не скажете потом, будто мы покинули товарищей?

– Если бы я считал наше положение вполне благополучным, - ответил Альбанов после раздумья, - пожалуй, я не разрешил бы вам уйти. Но для меня совершенно излишне скрывать истинные обстоятельства. Сейчас мы находимся у воображаемой Земли короля Оскара. Если бы эта земля существовала, мы бы уже увидели ее. Значит, Земли Оскара нет. Нам нужно продвигаться к Земле Александры. Это еще далеко. Принимайте решение сами, однако учтите, что и обратный путь не так-то прост.

– Мы уже приняли решение, - сказал Пономарев.

Три матроса молча простились с товарищами и повернули свой каяк на север. Долго, пока они не скрылись за дальним торосом, спутники Альбанова смотрели им вслед.

Итак, в отряде теперь оставались: Баев, Луняев, Максимов Конрад, Смиренников, Губанов, Шпаковский, Нильсен, Архиереев, Регальд. Десять человек. Альбанов одиннадцатый.

И именно теперь, когда трое ушли на север, началась, казалось, самая трудная часть пути.

Близилась весна. Тонкая корка, подернувшая сугробы, сверкала под ярким солнцем тысячами радужных искр. Эти искры как будто впивались в глаза. Альбанов старался не смотреть на снег; он закрывал глаза и брел, словно в полусне, путаясь ногами в сугробах. Снежной слепотой заболели почти все матросы. Только два или три человека оставались зрячими. Альбанову пришлось уступить им первое место. А впереди громоздились такие беспорядочные глыбы торосов, которые, казалось, невозможно было одолеть. Штурман окончательно убедился, что Земли Оскара не существовало. Это важно для науки. Они принесут доказательство, что такой земли нет...

Несколько дней штурмана мучили галлюцинации. Возможно, они преследовали и матроса Баева? Он ушел в разведку, уклонившись несколько к западу, и вернулся с радостным известием, будто неподалеку, за грядой торосов, лежит молодой ровный лед.

Ему поверили. Но целый день невыносимо трудной дороги не вывел отряда на этот ровный лед.

– Клянусь вам, я сам ходил по этому льду!
– взволнованно кричал Баев, смущенный молчаливым упреком товарищей.
– Уверен, что этот ровный лед - до самых островов...

Он снова ушел в разведку и не вернулся. Его искали вокруг лагеря на расстоянии в десять-двадцать километров и не нашли. Следы его лыж вскоре засыпал снег.

В отряде осталось десять человек.

В половине мая Альбанов сообщил товарищам, что они уже прошли по льдам сто верст. Ровно месяц находились они в дороге. Значит, в сутки они проходили в среднем по три с половиной версты. Какой тяжелый путь это был! Матрос Шпаковский не раз говорил, что ему было бы легче пройти по суше пять тысяч верст, чем эти сто...

Несчастья и неудачи будто подкарауливали отряд на каждом шагу. Не заметив занесенной снегом полыньи, три человека с каяком рухнули в воду. Кое-как их вытащили из полыньи. Вытащили и каяк, но походная кухня и ружье-двустволка утонули.

Спутники Альбанова как-то безучастно отнеслись к происшествию. И это больше всего обеспокоило штурмана. Он понимал, что самое страшное в их положении - ослабление воли. Нужно было во что бы то ни стало ободрить матросов. К счастью, впереди открылась большая полынья.