Морской круиз
Шрифт:
— Она больше не встанет? — новое лицо нависает надо мной.
Жиль. Наш верный и услужливый стюард. Он вместе с темнокожим Бланкаром?
— И не должна. Тебе ее жаль? — насмешливо изгибаются полные губы целителя.
— Она была добра ко мне, — доносится равнодушное.
— Тогда добей, чтобы не мучилась. Сможешь?
Над лицом передают чашку.
— Мгновенный яд лучше, чем паралич.
— Его не должно было быть, — в голосе Жиля чувствуется паника.
— Индивидуальная
Темное лицо отстраняется и мне становится легче дышать. На какое-то время у меня есть отсрочка. Только Жиль смотрит внимательно на мои губы.
— Как же тебя заставить это выпить? — задумчиво говорит он, и я чувствую как внутри все сжимается от неизбежности.
Это не сон. Он, в самом деле, хочет влить в меня яд.
А потом опять провал. Я даже рада на какое-то время потеряться из реальности. А может быть, Жиль каким-то образом смог напоить отравой, и я просто умерла?
Судорога пробежалась по телу, потом еще одна и еще. Мышцы напряжены до предела, хочется кричать. Все тело ломает. «Я жива» — первая мысль. Почему-то шутки по поводу смерти сейчас кажутся глупыми, бездушными, жестокими. Я не хочу умирать, хотя боль скручивает тело в узел. Каждую кость пронизывают неисчислимое количество иголочек. Они рвутся наружу, раздирая плоть. Умирать не просто. Совсем! Страшно. Жутко и больно.
Провал в темноту. Я падаю и забываю дышать.
Свет бьет в глаза. Кто-то накрывает ладонью веки, даря покой.
— Тише, бедовая девчонка, тише, — кто-то шепчет рядом. — Не надо кричать. Это не поможет.
А что поможет? Хочу спросить, но нет у меня голоса.
— Когда узнаю, кто это с тобой сделал, убью.
Я знаю этот голос. Однажды он уже ругал меня во время болезни, а потом меня вылечили. Теперь точно знаю, он меня снова спасет! Надежда появилась и пропала.
— Выпей, — просил он.
Не хочу.
— Надо, Клер. Это обезболивающее, — уговаривает он. — Знаю, у тебя все болит. От этого станет легче. На время.
Последние слова он договаривает еле слышно.
Делаю над собой усилие и разжимаю губы. Прохладный металл касается губ. Несколько капель обжигают язык, горло.
— Умница. Хорошо.
От похвалы становится легче, но только на время. Новая судорога скручивает тело, и сознание снова проваливается в черноту.
Я не знаю, где я и кто я? И не хочу об этом знать. Где-то там далеко я жива, но не могу двигаться, я кричу, но не произношу ни звука.
— Убью. Разрежу на куски. Убью. Отравлю. Сожгу на медленном огне.
Он повторяет угрозы через промежутки времени, словно переводя дыхание и набираясь сил для выплеска злости.
— А Тристан мне поможет.
— Очень хорошо, — бормочет он, — просто замечательно. Яд подействовал как надо.
Яд? Меня все-таки отравили? ОН?
— Теперь я знаю, как действовать, — уверенность в голосе ужасает.
Он решил меня отравить! Сжала кулаки. Это у меня получилось. Еще бы подняться на ноги и уйти отсюда, от него, от отравителя навсегда!
— Три капли дали хороший эффект, — бормочет голос вдалеке. — Теперь осталось продолжить, и мышцы начнут слушаться.
— Ненавижу, — выдыхаю сквозь стиснутые зубы.
— Это взаимно, — не остается в долгу знакомый голос.
И снова чернота перед глазами. Я рухнула в пропасть с мыслью вернуться и отомстить. Не знаю как у меня получиться это осуществить, но я решила цепляться за жизнь изо всех сил.
— Пить, — пошевелила губами.
— Сейчас, — раздался сонный голос.
Где-то послышался звук посуды, а потом к губам прижали ложку. Глотнула, потом еще. Я пила медленно и с удовольствием.
— Клер, ты можешь сказать, кто это сделал? — тихо спросил мэтр Броссар, убирая посуду.
Шевелю губами, но не могу произнести ни звука. Мужчина рядом вздохнул.
— Я буду называть имена, а ты попытайся подать знак.
Кажется, я смогла сказать: «да».
— Твой муж? Этьен?
Молчу. Я видела его в грезах, но неуверена. Был ли он на самом деле?
— Жиль? Он провожал тебя к мужу.
Губы почти не слушаются.
— Я не понимаю тебя, — горько вздохнул он. — Еще день, богиня, дай мне ещё время!
Я слышу его дыхание, он ощупывает горячий лоб, и прикосновением дарит прохладу.
— Уже лучше. Наберись терпения. Я вытащу тебя. Верь мне.
Хочется благодарно прижаться к прохладной ладони и уснуть. Не провалиться в беспамятство, а отдохнуть от всего. Не получается. Новая судорога скручивает болью тело, и я падаю.
— Ненавижу, — последнее слышу сквозь туман.
— Не смей к ней прикасаться! — вздрагиваю от крика.
— Я забираю свою жену, — от холодного тона пробирает озноб.
Чужие руки жестко подхватывают меня, и я теряю точку опоры в этом мире. Все кружится. Вокруг голоса, крики, а потом тишина.
— Что с ней? — тот же холодный тон бьет по нервам.
— Скорей всего отравление, — чужие пальцы надавливают на мышцы, и я слышу свой болезненный стон.
— Это он ее отравил? — в голосе Этьена холодное безразличие, которое пугает сильней ненависти мэтра Броссара.