Морской разбойник. Морские разбойники

Жаколио Луи

Каждый старался употребить короткое время, оставшееся до того момента, когда загрохочут пушки, для того, чтобы приготовиться к битве с врагом.

Итак, люди неподвижно стояли на своих местах, но на их лицах можно было прочесть выражение самых разных чувств. Каждый готовился по-своему, каждый по-своему переживал странное состояние.

На лице у одного можно было прочесть жажду крови, у другого — затаенную серьезную мысль, нервное нетерпение или обдуманное спокойствие, равнодушие и беспечность, неустанную заботу.

Впрочем, как ни разнообразны были характеры этих людей и их мысли перед битвой, одно объединяло

всех: мужество и готовность пасть за своего предводителя.

Но из всех этих людей Красный Морской Разбойник выделял троих. Вильдер очень переменился с той минуты, как англичанин приблизился настолько, что вооруженное столкновение становилось неизбежным. Правда, он всячески старался не выдавать своих мыслей. Его движения и разговор не носили никаких следов внутреннего волнения, но пират, обладавший способностью глубоко проникать в человеческую душу, читал в его глазах нечто такое, что заставляло его задумываться.

Капитан не мог понять, почему молодой офицер явно страшится предстоящего сражения, почему он не перестает делать попытки помешать наступлению. Трусость, без сомнения, не могла им руководить. Красный Морской Разбойник ни на минуту не мог допустить этой мысли. Нет, в теле

этого юноши скрывался геройский дух. В этом, повторяем, капитан не сомневался.

Но другая догадка возникла у капитана, когда его взор упал на двух спутников Вильдера, приставленных к одной из ближайших пушек. И, задавшись целью выяснить занимавшую его мысль и окончательно удостовериться в справедливости своих подозрений, капитан обратил на этих людей все свое внимание.

Сам корабль не мог покоиться прочнее на спокойной поверхности моря, чем Фид в эту минуту на своем посту. Он стоял, расставив ноги позади пушки, и сосредоточенно смотрел вперед; по-видимому, он весь был погружен в размышления о том, куда упадет заряд, пущенный из пушки.

Расположение обоих кораблей в настоящий момент было таким, что ядро должно было поразить носовую часть корабля; эта уверенность, по-видимому, наводила Фида на серьезные размышления. Можно было заметить, что он вопросительно поглядывал иногда на Вильдера, шагавшего в средней части корабля, и затем тотчас переводил взгляд на приближающийся крейсер. Потом он безнадежно покачивал головой и с недоумением начинал смотреть на Гвинею, стоявшего по другую сторону орудия, точно тот мог разрешить мучивший его вопрос.

Атлетическая фигура негра сохраняла каменную неподвижность, и только большие черные глаза обнаруживали жизнь. Он непрестанно переводил взгляд с военного крейсера на своего прежнего господина, и его недоумение с каждой минутой все возрастало.

Морской Разбойник подошел и заговорил с ними:

— Ну, мистер Фид, — сказал пират, обращаясь к нему, — надеюсь, орудие, к которому ты приставлен, на что-нибудь годится, как ты думаешь?

— Если я в этом что-нибудь понимаю, то, пожалуй, это лучшее орудие на всем корабле, — сказал он. — При помощи Гвинеи, я думаю, эта пушка сделает все, на что способна, и когда представление закончится, ваша милость убедится, что эти ядра не пропали даром.

— Вы уже не в первый раз сражаетесь, не правда ли, Фид?

— Помилуй Бог, ваша милость! Не в первый раз? Да я привык к пороху не меньше, чем мой нос к табаку! Но, если позволите…

Он вдруг остановился и снова бросил вопросительный взгляд на английский

крейсер.

— Ну? Говори прямо.

— О, я хотел только сказать, что мне все это дело кажется удивительным. Если бросать куда камни, то лучше попасть в горшок соседа, чем моей матери! — Но, сударь, приказание есть приказание, и ничего больше!.. Послушай, Гвинея, приготовь пару лишних пыжей.

Гвинея молча кивнул только своей черной, курчавой головой.

Пират отошел задумавшись. Его предположение, по-видимому, имело основание. Этим людям было тяжело сражаться против прежних своих товарищей, и, конечно, только многолетняя привычка к слепому повиновению удерживала их на своих местах.

Вильдер в эту минуту сходил по лестнице вниз. Морской Разбойник позвал его.

— Вильдер, — сказал он, дружески обращаясь к молодому человеку, — я понимаю ваши чувства и ценю их по достоинству. Находящиеся на том корабле, может быть, ни в чем не повинны перед вами, и вам тяжело выступать против них как раз на этом судне. Я хочу кое-что для вас сделать. Я готов пожертвовать тем удовольствием, какое мне доставила бы победа над этим крейсером, и соглашаюсь с вами: мы уклонимся от встречи с ним, если это нужно для вашего душевного спокойствия.

— Вы уже не можете этого сделать, капитан, — возразил молодой человек, грустно покачав головой. — Теперь уже поздно.

— Вы ошибаетесь, мистер Вильдер, вы увидите. Этот маневр нам будет чего-нибудь стоить, но мы достигнем цели. Проводите дам в каюту, и вы увидите, как все переменится, пока вы успеете вернуться.

Вильдер молча удалился исполнять приказание. Меньше чем через десять минут он вернулся назад.

Он не поверил своим глазам, когда увидел, какая перемена произошла на палубе. На "Дельфине" теперь вместо французского флага развевался другой, с гербами Англии, и между обоими кораблями происходил обмен сигналами. Куда девалась вся огромная масса холста, перед тем укрепленного на мачтах и реях; оставались только брамсовые, а все прочие были убраны или висели вдоль мачты.

"Дельфин" переменил в это время свой курс и шел теперь прямо навстречу крейсеру, который в свою очередь убирал паруса. Но уборка производилась медленно, так как экипаж, вероятно, не доволен был тем, что от него уходил такой богатый приз.

— Без сомнения, — сказал капитан Вильдеру, — там не довольны тем, что враги становятся друзьями и что мы лишаем их удовольствия захватить нас в плен, как они, в свою очередь, надеялись. Но вы видите, как мы их водим теперь за нос. Они идут нам навстречу с полным доверием, и, право, очень соблазнительно было бы для нас этим воспользоваться, но, Вильдер, я этого не сделаю ради вас.

Молодой человек как-то странно взглянул на него, но ничего не сказал.

Между тем расстояние между этими двумя суднами уменьшалось с каждой минутой. Мало-помалу можно было различать не только общие контуры, но и отдельные предметы на борту. Так, постепенно выделялись пушки, люди, канаты и т. д., вплоть до некоторых мелочей.

Прошло еще немного времени, на крейсере засуетились, ход его замедлился, и тяжелый корпус окончательно остановился. Приблизительно тот же маневр был произведен и на "Дельфине". Каждый из членов экипажа спокойно и уверенно исполнял свое дело, несмотря на то, что "Дельфин" находился теперь прямо под выстрелами сильного противника.