Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897-1905 гг.
Шрифт:
В 1 ч. 50 мин. неприятель неожиданно повернул на обратный курс, чтобы с головным кораблем опять оказаться впереди эскадры. Этот маневр казался невыгодным, так как во время маневрирования могли стрелять только корабли, вышедшие на курс. Но, очевидно, у адмирала Того имелись особые соображения. Когда два неприятельских броненосца были на курсе, «Суворов» наконец открыл огонь из больших орудий, а за ним, почти мгновенно, – и все остальные суда нашей боевой линии. Видимо, люди у орудий только и ждали этого момента.
Грохот, блеск и дым выстрелов создавали увлекательное, но жуткое зрелище. Теперь очередь была за врагом, который не заставил себя долго ждать: через каких-нибудь две минуты, когда на курсе находилось уже четыре корабля, он, не менее энергично, начал отвечать. Гул орудий слился в один сплошной грохот, и обе стороны опоясались огненными лентами вспышек. Бой
По-видимому, японцы весь огонь сосредоточили по двум нашим флагманским кораблям. Скоро неприятельская линия окончательно выстроилась, и японцы шли параллельным курсом с нашей эскадрой. Все развили наибольшее напряжение – бой был в полном разгаре! Но кто больше страдал, пока не представлялось возможным разобрать.
В 2 ч. 5 мин., пользуясь преимуществом хода, противник стал понемногу обгонять наши силы и склоняться вправо, стремясь охватить голову. Ввиду этого и наши суда медленно склонялись вправо. Увы, в бинокль уже было видно, что на «Суворове» и «Ослябе» возникли пожары, но мы надеялись, что у неприятеля дела обстоят не лучше.
Уклон вправо поставил крейсера с транспортами в необходимость самостоятельно маневрировать, чтобы не оказаться в центре боя. Крейсера вел адмирал Энквист [97] , а транспорты следовали за ними, и казалось, что он в нерешительности, что предпринять. Впрочем, неудивительно, так как впереди шел бой, а с других частей горизонта надвигались легкие силы противника, которые пока оставались вдали, наверное, не желая мешать маневрированию своих главных сил. Поэтому было важно держаться поближе к своим, иначе японцы сейчас же напали бы на нас, и адмирал Энквист стал переходить на другую сторону нашей эскадры, стараясь не отрываться от нее.
97
Энквист Оскар Адольфович (28.10.1849–03.03.1912), вице-адмирал в отставке (19.11.1907). Окончил Морское училище (1869). Участвовал в заграничных плаваниях на корвете «Богатырь» (1876–1877), фрегате «Князь Пожарский» (1878–1881). Старший офицер канонерской лодки «Сивуч» (1884–1887), фрегата «Память Азова» (1888–1891). Командир канонерской лодки «Бобр» (1891–1893), крейсера I ранга «Герцог Эдинбургский» (1895–1899). Командир 10-го (1896–1897), 12-го (1899–1900), 9-го (1900–1901) флотских экипажей. Командир Николаевского порта и градоначальник г. Николаева (1902–1904). Младший флагман 2-й эскадры флота Тихого океана (1904–1905). В ходе Цусимского сражения командовал отрядом крейсеров, прикрывавших транспорты; увел крейсеры «Олег», «Аврора» и «Жемчуг» на Филиппины. Умер и погребен в Кронштадте.
В 2 ч. 20 мин. у нас на палубе раздался общий крик ужаса, так как увидели, что «Ослябя» стал медленно крениться. Фок-мачта и труба были сбиты, крен все быстрее увеличивался… Броненосец лег на борт и стал погружаться в море. Кое-где плавали люди, схватившись за обломки… «Осляби» не стало… Свершилось погребение адмирала Фелькерзама. Склепом на дне морском ему будет флагманский корабль, и с ним, погребенные в братской могиле, оказались многие его соплаватели. К месту катастрофы полным ходом подошел миноносец «Буйный» и начал спасать людей.
Эта ужасная картина первой потери на всех подействовала удручающе, и у меня впервые на душе что-то заскребло. Пока еще мы являлись свидетелями этого гигантского сражения и казались изолированными от него, но теперь почувствовалось, что в любой момент можем попасть в такое же положение.
Вдруг послышались крики, что и «Суворов» тонет. Было 2 ч. 30 мин. Он, весь в огне и дыму, со сбитой на половину фок-мачтой, без труб, как-то беспомощно вышел в сторону и остановился. Казалось, что он тонет, но нет – он еще держался на поверхности! Во всяком случае, второй броненосец вышел из строя. Вне всякого сомнения, японцы побеждали, и наши силы попадали во все более критическое положение. Наша эскадра повернула на юг, и ее вел следующий по порядку броненосец «Император Александр III», укомплектованный гвардейским экипажем и считавшийся образцовым кораблем. Его командир капитан 1-го ранга Бухвостов [98] был выдающимся и лихим моряком. Теперь всю силу своего огня неприятель сосредоточил на нем и на броненосце «Орел».
98
Глава двадцатая
В это время, благодаря нескольким поворотам главных сил на юг, север и опять на юг, крейсера и транспорты с ними разошлись и из-за мглы потеряли друг друга из виду. Одновременно крейсерские силы неприятеля начали нас обстреливать. Японские снаряды ложились близко от «Иртыша». Часть из них со страшным свистом и жужжанием проносилась над нашими головами. И хотя всеми сознавалось, что именно такой-то снаряд и не опасен, многие не выдерживали и «кланялись». Другие снаряды ложились, не долетев, подымая высокие столбы воды вокруг корабля. Каждый момент можно было ожидать, что следующий снаряд попадет в цель. Жуткое ожидание! Тяжело находиться в положении расстреливаемого и до отчаяния сознавать свое бессилие.
Пять маленьких 57-мм пушек, которыми вооружили «Иртыш», молчали, так как было еще далеко до неприятеля, уже не говоря о том, что и вред бы они могли нанести противнику ничтожный. Он же нас расстреливал, как хотел: медленно двигающаяся огромная цель была легкой добычей. Каждый снаряд мог нанести нам, простому грузовому пароходу, внезапную гибель. 3200 пудов пироксилина и несколько сот десятидюймовых снарядов и зарядов ускорили бы ее.
Большая опасность тяжело переносится, если во время ее нет дела, которое бы всецело поглощало внимание. Оттого нелегко оказалось и нам выдерживать этот обстрел и ожидать рокового исхода. Часто задается вопрос: было ли страшно в бою? На это можно определенно ответить, что, конечно, каждому человеку страшно в момент большой опасности, так как в нем начинает говорить инстинкт самосохранения. Но быть храбрым не значит не ощущать страха, а значит – не терять самообладания, т. е. не терять способности рассуждать и действовать. Истинно храбрым и является такой человек, а не тот, кто кричит, что он ничего не боится.
Град снарядов все увеличивался и неумолимо приближался к нам. «Иртыш» вздрогнул, и раздался сильный взрыв. Первый снаряд – боевое крещение. Снаряд попал во второй трюм с правого борта у ватерлинии, совсем близко от того места, где я стоял. В борту образовалась большая пробоина, через которую вливалась вода. Корабль сразу сел носом и несколько накренился. Никто из людей не пострадал.
Не успели мы очнуться, как другой снаряд крупного калибра попал в спардек: разорвался, сделал огромную дыру в палубе, и его осколками оторвало ноги у кочегара, который только что вылез полюбоваться, что происходит наверху. От боли он начал пронзительно кричать, что угнетающе подействовало на всех. Это был первый раненый «Иртыша», и никто не привык к такому зрелищу. Сейчас же подбежали санитары с носилками и унесли несчастного на перевязочный пункт в командную палубу.
Третий снаряд попал в носовое орудие и сбил его. Через минуту мы увидели на баке три страшно изуродованных, далеко отброшенных трупа матросов, а двух других нельзя было найти. Пять человек погибло сразу. Вся палуба кругом была забрызгана кровью, валялись куски тела и внутренностей. «Иртыш» оказался, выражаясь языком артиллеристов, «под накрытием», и не было возможности уследить, куда попадают снаряды: непрерывно слышались взрывы в носу, середине и корме. В воздухе стоял сплошной стон. На спардеке то и дело возникали пожары, которые старались тушить.
Казалось, целая вечность прошла в каком-то оцепенении, а на самом деле – всего несколько минут. Наконец поток снарядов стал ослабевать, а затем и совсем прекратился. Надолго ли? Может быть, они опять сейчас загудят, зажужжат и начнут взрываться? Но нет, как будто бы все тихо. Мы удивленно и не веря своим глазам стали осматриваться. Всюду стоны раненых, тела убитых, кровь, следы разрушения и кое-где тлеет огонь. Бросились подбирать раненых, чтобы скорее перевязать. Тушили пожары. Ужасное сознание своей беспомощности. У всех невыносимая тяжесть на душе в ожидании – когда же начнется новый обстрел и наступит конец. Уже скорее бы! Но «Иртыш» больше не трогали, и он продолжал идти в кильватер «Анадырю», который описывал какие-то циркуляции.