Мосад, Аман и все такое…
Шрифт:
Здесь на помощь Мосаду пришла счастливая случайность. Эту случайность звали Шмидт. История Альберта Шмидта, романтична и загадочна, как на заказ. Утверждают, что он родился в еврейской семье, но в раннем детстве потерял родителей, отправленных в нацистский концлагерь, и был усыновлен семьей немецких христиан. Он вырос, не зная своего происхождения. В студенческие годы он увлекся, как многие, политикой и вскоре оказался в кругах, связанных с группой Баадер-Майнхоф. Затем последовал удар: приемные родители рассказали ему, что он еврей. Утверждают, что именно это было причиной произошедшего в нем душевного перелома. Так или иначе, он отправился в Израиль и здесь предложил свои услуги израильской разведке. Мосад направил Шмидта обратно в Европу — на этот раз уже как своего информатора. Его неутомимая кротовья работа вскоре
Слежка за аль-Широм вскоре подтвердила подозрения Мосада. Она позволила также установить личность помощника аль-Шира, Зайяда Мухейси, часто курсировавшего между Никозией, Бейрутом и Афинами.
Но самая серьезная группа организаторов палестинского террора обосновалась, как выяснилось, в Париже. Выявление и ликвидация этой группы были делом рук одного-единственного человека — Баруха Коэна.
Барух Коэн родился в 1935 году в Хайфе. Он вырос в тесном соседстве с местными арабами и с детства научился понимать и уважать их язык и обычаи. Его старший брат Иуда погиб во время Войны за Независимость. В 17 лет Барух начал свое сотрудничество в Мосаде. К 1970 он уже считался одним из самых блестящих мосадовских агентов. В июле этого года его, вместе с женой и двумя детьми, послали в Брюссель. В штате тамошнего израильского посольства он числился на незначительной дипломатической должности под именем Моше Ишая. Истинной его задачей была координация действий всех мосадовских агентов в Европе, занятых выявлением палестинской террористической сети. Коэн быстро сумел наладить контакты с некоторыми не очень принципиальными арабами, которые — за соответствующую плату, разумеется, — согласились добывать для него нужную информацию.
Говорят, что любая, самая хорошо законспирированная подпольная организация становится уязвимой, когда выходит на операцию. Именно это произошло в марте 1971 года, когда парижское палестинское подполье вышло из укрытия, чтобы провести атаку на израильские объекты. Сведения о готовящейся атаке вскоре поступили к Баруху Коэну через одного из его «информаторов» в Брюсселе. Долгие месяцы, в течение которых он «культивировал» свои арабские контакты, окупились с лихвой. В Иерусалим ушло сообщение, что в ближайшие дни две девушки должны доставить в Израиль взрывчатку на одном из самолетов авиакомпании «Эр Франс». Увы, ни имен, ни внешности «курьеров» Коэн не знал. Две девушки приятной наружности — вот все, что сумел сообщить ему «информатор».
В течение нескольких последующих дней паспортная и таможенная службы в аэропорту Луд дотошно проверяли всех мало-мальски симпатичных женщин, прибывавших в Израиль из Европы. Наконец, И апреля эти усилия принесли плоды. Среди прочих пассажиров, прибывших рейсом «Эр Франс» из Парижа, выделялись две ослепительные красавицы, очень похожие друг на друга и даже одевшиеся как будто в одном магазине. Что особенно насторожило сотрудника Мосада, стоявшего на паспортном контроле, — эта та старательность, с которой они подчеркивали, будто не имеют никакого отношения друг к другу. Быстро перебрав в уме возможные варианты действий, сотрудник остановился на «гамбите» — стандартной процедуре, предусматривающей жертву одной фигуры для атаки на другую. Он пропустил одну из девушек беспрепятственно, но — придравшись к какой-то мелкой формальности — задержал другую. Расчет оправдался: первая красавица вернулась выяснить, что произошло со второй. Тогда была задержана и она.
Согласно паспортам (конечно, фальшивым), они были француженки — Даниэла Риве и Мартина Гарсиа. В их чемоданах были обнаружены сотни фунтов взрывчатки. Пакеты со взрывчаткой были прикреплены пластырем также на их телах, под одеждой.
Они оказались сестрами, Марленой и Надией Барделли, из богатой марокканской семьи. Изобличенные обнаруженной у них взрывчаткой, обе сестры стали давать показания с такой скоростью, что за ними едва поспевал магнитофон. Согласно этим показаниям, они должны были встретить в Тель-Авиве пожилую французскую пару, Пьера и Эдит Бургхалтер, чтобы передать
Но главной «добычей» Мосада в истории Барделли было имя человека, который запланировал и организовал эту неудачную операцию. Им оказался известный в парижских артистических кругах алжирский интеллектуал, директор независимого авангардистского театра Мохаммед Будия. Он давно уже был знаком французской полиции, как участник алжирского Фронта Национального Сопротивления в 50-х годах и близкий друг руководителя Фронта Бен-Беллы. В 1959 году он был арестован французами в Алжире, но в 1962 году, когда Алжир получил независимость, вышел из тюрьмы и был немедленно назначен директором алжирского Национального театра. Однако в 1965 году, когда соратник Бен-Беллы Бумедьен совершил в Алжире государственный переворот, Будия вынужден был бежать из страны. Он отправился в Буэнос-Айрес. Будия вернулся в Париж, где быстро обрел репутацию талантливого режиссера-авангардиста и блестящего левого интеллектуала. Свою театральную и «интеллектуальную» деятельность он совмещал с тщательно скрьюаемой работой главного резидента ООП во Франции.
Получив эти сведения, Барух Коэн направил своих людей по следам Будии. Вскоре ему удалось установить имена других членов парижской группы — доктора Махмуда Хамшари, который осуществлял связь между Будней и Бейрутом, и профессора аль-Кубайси из Американского университета в Бейруте, который, под прикрытием своих лекционных поездок в Европу, регулярно доставлял в Париж взрывчатку и другие «высоко интеллектуальные» материалы.
Осенью 1972 года, через пять дней после мюнхенской трагедии и через три дня после разрешения действовать, полученного от Голды Меир, Замир и Ярив окончательно согласовали список «кандидатов». Кандидатов на что? На уничтожение, разумеется. На ликвидацию.
Не было ли это превышением полномочий разведки? Не было ли это преступлением против закона? Имеет ли право правительство суверенной страны санкционировать «охоту за людьми»? Не противоречит ли это нормам государства, объявляющего себя демократическим?
Вопросы эти обсуждались не только в израильском руководстве. Они сотни раз ставились впоследствии в западной печати, поднимались в дискуссиях, снова и снова предъявлялись израильским представителям за рубежом. Левоевропейские радикальные круги отвечали на них однозначно. В лучшем случае они проводили знак равенства между «группами уничтожения» Мосада и террористами: и те, и другие убивают, пользуясь одними и теми же методами.
Методы действительно были сходны. Израильтяне первыми взяли на вооружение изобретенный еще в 1910 году неким шотландским инженером «почтовый пакет со взрывчаткой». С помощью таких пакетов были ликвидированы в 1956 году организаторы федаинских диверсий полковники Хафез и Мустафа. Позднее этот способ использовал Харэль, когда пытался вынудить немецких ученых отказаться от участия в египетской ракетной программе. В конце 60-х годов террористы перехватили этот прием у израильтян, и с тех пор Мосад отказался от «взрывающейся почты». Но палестинцы от него не отказались —19 сентября 1972 года они использовали его для убийства израильского дипломата в Лондоне.
Мосад однако перешел к иной технике, впервые опробованной в Бейруте, против Хассана Канафани, — к дистанционно управляемым бомбам. Разумеется, палестинцы быстро освоили и этот прием. Они стали применять его широко и неразборчиво, в основном — против гражданских целей и мирных людей, выдавая их затем за «военные объекты» и «израильских агентов».
И все время на вооружении обеих сторон оставался старый, испытанный метод уничтожения — выстрел из револьвера.
Да, методы были одинаковые. Разными — принципиально разными — были мотивы. Террористы нападали. Израиль защищался. И все это происходило на глазах равнодушного мира, который полагал, что «его это не касается». А когда «касалось» — как в случае захвата западных авиалайнеров — винил, прежде всего, Израиль. За «неуступчивость». За «излишнюю жестокость». Мало ли в чем можно обвинить евреев. Обвиняли же их позже в нефтяном кризисе.