Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
— Сейчас прозвучит музыка Рахманинова…
Шофер с раздражением выключает приемник. Я не нашел в этом ничего странного, ведь многие не любят классическую музыку. Но сидевший справа от меня мужчина спросил:
— Почему вы выключили радио?
Шофер взглянул на него в зеркальце:
— А что мы с тобой понимаем в Рахманинове?
Мужчина обиделся:
— Ты, может, и не понимаешь…
Шофер оборачивается:
— Разбираешься, значит.
— И тебе неплохо бы разбираться!
— Зачем?
— Машина, управляя которой ты зарабатываешь на хлеб, имеет отношение к системе
Шофер промолчал, казалось, он был даже немного напуган.
— Что поделаешь, господин. Не понимаю я в этом ничего. Известное дело, для этого нужно учиться.
— Дело скорее не в образовании, а в привычке. Еще не началась музыка, а ты уже выключаешь. Конечно, никогда не сможешь понять. А не поняв, разве полюбишь? И потом, зачем это ты навешал на зеркало всякую ерунду — голубые бусы, черепаховый панцирь?
Сидевший рядом со мной мужчина усмехнулся:
— От сглаза.
— Если бы тот, кто делал машину, считал, что без всего этого не обойдешься, то нацепил бы все эти штучки еще на заводе.
В Чагалоглу он вышел.
— Умник, — сказал, глядя ему вслед, шофер.
— Чего же ты ему это не сказал в лицо? — спросил я.
Он смутился:
— Кто его знает, брат. Может, он из полиции или из командосов [94] . Зачем лезть на рожон?
94
Командос — отряды фашиствующих молодчиков.
Братская доля
Перевод С. Утургаури
Сиверекиец [95] , запыхавшись, ворвался в кофейню.
— Ага! — закричал он, обращаясь к игравшему в карты хамалбаши — старшине грузчиков. — На складе работают другие грузчики!
— Не может быть, брат, — хладнокровно сказал старшина.
Сиверекиец опешил. Он был уверен, что, услышав такое, хамалбаши бросит карты и выскочит из-за стола.
— Ослепнуть мне, ага, если я вру…
95
Сиверекиец — житель городка Сиверек в вилайете Урфа на юго-западе Турции.
— Мы же сторговались по две с половиной лиры за тонну и должны завтра утром начать работу. Откуда же появились другие грузчики?
— Не знаю, появились вот. Пойди сам посмотри!
Хамалбаши не очень-то поверил принесенному известию — сиверекиец считался бестолковым среди грузчиков. «Вряд ли Рефик-бей, хозяин склада, нарушит уговор», — решил он, но все-таки встал, надвинул на брови кепку, поправил наброшенный на плечи темно-синий пиджак и вышел из кафе.
На улице его окружили грузчики, которые уже знали о случившемся. Что же, он должен принять меры, это его, хамалбаши, обязанность подыскивать работу, торговаться, защищать интересы рабочих.
— Как же теперь быть, ага? — продолжал волноваться сиверекиец.
— Что «как быть»? — Старшина нахмурил
— Да с чужими грузчиками?
— Не беспокойтесь, — раздраженно ответил хамалбаши, — пока я жив, чужие грузчики на этом складе работать не будут. Разве мы ходим в другие кварталы, разве кому-нибудь цены сбиваем? Разве это подобает настоящим мужчинам?
— Аллах есть! Нет, не подобает… — дружно поддержали его грузчики. Их лица и руки были черны, одежда покрыта ржавчиной.
— Ну ладно, сейчас пойду разузнаю! — пообещал хамалбаши и быстро зашагал по набережной в своих желтых йемени [96] .
Пройдя метров двести, он остановился в широких воротах склада железного лома «Истикбаль». Там стояла пыль столбом. Какие-то люди наполняли железным ломом плетеные корзины, взвешивали их, затем подтаскивали к стоящей у берега барже и сваливали на нее груз.
Толстолицый, широкозадый хозяин склада, увидев в воротах хамалбаши, сразу все понял. Тот стоял, заложив руки за спину и сдвинув брови; кончики его усов нервно подергивались.
96
Йемени — простые туфли без каблуков, с острыми, приподнятыми носками.
— Здорово, ага! — подошел к нему хозяин.
— Что это? Что здесь происходит? — не отвечая на приветствие, зло спросил хамалбаши.
— А что такое?
— Ты, я вижу, нанял чужих грузчиков. А как же наш уговор? Разве не мои ребята должны были работать завтра с утра за две с половиной лиры за тонну?
Рефик-бей, понимая, что ему не отделаться шуточками, взял хамалбаши под руку и повел его на склад:
— Это, конечно, работать должны были вы, но…
— Что «но»? — не дал ему договорить хамалбаши.
— После вас пришли вот они и сбили цену. Ничего не поделаешь — торговля!
— Торговля торговлей, но разве это достойно настоящего мужчины, Рефик-бей?
— Говорю же тебе, дружочек, торговля. А достойно, не достойно — ты это брось. Эти парни на тридцать курушей взяли дешевле. А как поступил бы ты на моем месте?
Наверное, он поступил бы так же, как и Рефик-бей.
— Ты же не сдержал слова! — не сдавался старшина.
Рефик-бей, пропустив это замечание мимо ушей, сунул руку в карман желтых парусиновых брюк.
— Каждый резаный баран подвешивается за свою ногу, — изрек он и втиснул в руку хамалбаши деньги.
Хамалбаши краем глаза глянул на бумажку: «Эге, неплохо».
— А что я скажу грузчикам? — опросил он хозяина склада.
— Я же тебе сказал, арслан [97] , каждый резаный баран подвешивается за свою ногу!
— А если они будут настаивать на своем?
— Ну и что? Не убьют же тебя!
— Ну, знаешь ли, голодная собака печь разнесет.
— В таком случае волков бояться — в лес не ходить.
97
Арслан — лев; мужественный человек.