Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
— А если договорились, подпиши вот этот договор!
Он вынул из кармана сложенный вчетверо лист белой бумаги и расправил его на столе.
Пробежав глазами текст, актер сказал:
— Хоть я по-прежнему против условных декораций, давай ручку!
Взяв ручку у театрала, он подписал договор.
— Ну а теперь поговорим о деньгах.
Театрал начал:
— Нас здесь трое. Если каждый из нас выложит по пятьсот лир — уже полторы тысячи. Найдем еще семь человек, вот тебе пять тысяч.
— Пяти тысяч мало, — серьезно возразил
— Хорошо, найдем семнадцать человек! Десять тысяч хватит? Чего смеешься?
— Где мы найдем еще семнадцать глупцов?
— Не валяй дурака, дорогой. Ты все остришь. А ведь можешь погубить серьезное дело.
— Найди десять тысяч лир, и я сразу стану серьезным!
— И найду. Можешь не сомневаться, брат. Предоставь это мне!
— Хорошо, согласен. Как мы распорядимся деньгами?
— А вот как: половину потратим на рекламу. Остальное на бухгалтерию. Ибо самое главное в идеальном театре — бухгалтерия. Это — его основа. Театр без бухгалтерии подобен человеку без желудка, без сердца…
Актер попытался прервать красноречие товарища:
— Короче!
— …если у театра… Не сбивай меня!
— А мы тебе не избиратели!
— Ну ладно…
— Продолжай!
— Так на чем я остановился?.. Самое главное — бухгалтерия! Да провалиться мне на месте, если это не так. Театр без бухгалтерии…
Актер встал.
— …подобен человеку без желудка, без сердца. Ну, я пошел!
Театрал тоже поднялся.
— Куда же ты?
— В театр… У меня репетиция!
— А чай?
— Какой чай?
— Мы выпили три чая. Кто же заплатит?
— Ты!
— С какой стати?
— Что значит — с какой стати? Меня сюда пригласил ты?
— Я…
— Значит, и за чай платить тебе. Заплатишь из денег тех семнадцати глупцов, которых ты собираешься найти. До свидания.
И он ушел.
Театрал опустился на стул.
— Что за народ эти актеры! Не могут оценить значения бухгалтерии в театре. Ослы! Впрочем, я и не собирался брать такого в свою труппу. Можно ли ему что-либо поручить? Как с ним работать?
Он встал и, взяв под руку оставшегося товарища, сказал:
— Заплати за чай и запиши. Когда мы организуем театр, вычтешь.
Умник
Перевод В. Лебедевой
До тех пор пока не устранят всякого рода трудности и не наведут порядка, мы постоянно будем нервничать, злиться, ссориться. Я вижу, как многие идут по улице, засунув руки в карманы брюк. И достаточно самого незначительного повода, неосторожно оброненного слова или жеста, чтобы тут же вспыхнула ссора.
Вчера в Каракёе я встал в очередь на маршрутное такси в Чагалоглу. Было холодно, моросил дождь. Не успевал подойти автобус, маршрутное такси или трамвай, как ожидающие бросались к нему со всех ног.
Очередь на такси все росла и росла. Ох уж эти такси! Большинство машин направляются к стоянке
А если едешь в Чагалоглу, сначала надо перебраться через мост, потом ползти по сантиметру в час из-за пробок у мечети Ениджами. Водитель нервничает, а в конце концов получает пятьдесят курушей. Маршрут в Аксарай менее утомителен и более выгоден. А тут таксист и устанет, и денег мало заработает!..
Какой-то толстяк в черепаховых очках и в шляпе втиснулся в середину очереди. Раздались недовольные возгласы:
— Господин!
— Эй, уважаемый!
— Может, ваше превосходительство?
Не слышит, ноль внимания. Смотрит на море.
— Эй, ваше превосходительство! Тебе говорят!
Толстяк резко оборачивается:
— Что значит «эй»? К превосходительству так не обращаются. Как не стыдно!
Высокий мужчина раздраженно отвечает:
— Таким, как ты, и почище сказать можно!
Под общие смешки «превосходительство» выходит из очереди и направляется к высокому мужчине. Кажется, сейчас заревет и даст пощечину. Но, видимо прикинув, что высокий сильнее его, удаляется, презрительно покачав головой.
— Нахал, — говорит кто-то.
— А еще превосходительство, о приличии рассуждает… — добавляет другой.
— А что?
— Быть превосходительством уже неприлично.
Одна за другой подошли две машины, забрав из очереди десять человек. Среди счастливчиков оказался и толстяк в черепаховых очках. Должно быть, он обожает омлет, жаркое, фаршированные баклажаны и живет лишь для того, чтобы есть. Какой-нибудь председатель вилайетского или окружного отделения одной из правящих партий. Как бы там ни было — близкий к сильным мира сего. Такой не привык, подобно «босякам», утруждать свою смертную душу и умеет устроить свои дела раньше других. Пока я обдумывал это как тему для рассказа, подошла еще одна машина. Сели наконец мы, следующие пять человек из очереди. Холодно. Все дышат в ладони, согревая руки. Из приемника льется веселая танцевальная мелодия. Миновали мост. У мечети Ениджами попали в пробку. Попробуй проехать. Стоим почти у самого светофора. Зажегся зеленый свет. Сдвинувшись с места, машина вдруг резко тормозит.
— Ослеп, что ли? — кричит прохожий с мостовой.
— А ты куда лезешь, развалина? — орет шофер.
Начинается перепалка. В это время зажегся красный свет.
Наша машина рванулась вперед. И если бы прохожий не увернулся, быть ему под нашими колесами. «Развалина» грозит кулаком. Шофер доволен.
— А ну, жми, развалина! — кричит он.
Быстро миновав Бахчекапы, бывшее министерство юстиции, улицу Анкары, добираемся до губернаторства. Как раз в этот момент кончается танцевальная мелодия. Диктор, словно испугавшись чего-то, объявляет: