Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
— Ни на кого. Кудрета Янардага… я…
— Знаю, ты его любишь. Но пальцы облизывают, когда они в меду. Уверен, что Кудрет уже нашел там теплое местечко. Только без брехни! И знай, что клятв я не терплю!
Длинный поднялся и с шумом отодвинул стул:
— Стой! Обыщу тебя!
Идрис вздрогнул как ошпаренный.
— Постыдись!
— Обыщу, и баста!
Длинный ринулся к Идрису, но помешали стулья. Воспользовавшись этим, Идрис метнулся в сторону и бросился вниз по лестнице.
— Держите его! — завопил Длинный. — Не заплатил и хочет смыться!
Идрис
— Какой позор! Стыда у тебя нет!
Едва держась на ногах, размахивая руками и громко хохоча, Длинный наконец подошел к нему.
— Видали? Ему стыдно! — Он грязно выругался. — Галантности набрался в Анатолии? Но не тебе учить галантности стамбульцев! Стамбул один-единственный на свете! Второго не сыщешь!
— Не сыщешь, ты прав, — поддакнул Идрис.
Но Длинный вдруг скомандовал:
— Во-о-льно! Слышишь, сволочь? Вольно!
Идрис тоже захмелел и шутки ради выполнил команду «вольно», потом «смирно», потом снова «вольно».
Наконец Длинный скомандовал:
— Прямо, ша-гом марш!
И, чеканя шаг, Идрис двинулся к выходу. Лишь когда он скрылся, Длинный сообразил, что упустил добычу, рванулся к двери, но гарсоны преградили ему путь.
— Пустите меня!
— Постыдитесь, бейим!.. Не подобает вам такое…
— Не подобает? А если он мне должен? Вы помешали мне схватить его и сами не задержали, не потребовали счет. Ну и я платить не буду! Да станет моя мать шлюхой по дороге в каабу [37] , если заплачу!
37
Кааба — храм в Мекке (Саудовская Аравия), главное место паломничества мусульман.
Приятели, зажимая ему рот руками, насилу увели Длинного наверх.
— Кофе мне! Без сахара! — потребовал он, плюхнувшись на стул, и закрыл глаза. Ему казалось, будто он качается на волнах. Откуда-то из глубины сознания выплыл счастливый денек… Вот они клюют носом в кофейне «Месеррет». Накануне прокутили на Бейоглу все до последнего куруша. Надо бы сообразить какое-нибудь дельце, чтобы и сегодня повеселиться. И вдруг один из дружков, просматривавший газету, подскочил, радостно воскликнув: «Есть!»
Все пробегают глазами сообщение: на каком-то предприятии произошла авария. А им только этого и надо. Они хватают на улице самые шикарные такси и мчатся к месту аварии. Машины резко тормозят. Первым выходит «председатель ревизионной комиссии» Кудрет Янардаг и, поскрипывая желтыми туфлями, неторопливо направляется к входу. Длинный, согнувшись, открывает ему дверь: «Прошу вас, бей-эфенди!» Исполненный величия «бей-эфенди» входит внутрь помещения, даже не взглянув на хозяина. Да и с какой стати на него глядеть? У него авария. А по какой причине? Принял ли он необходимые меры безопасности? Был ли застрахован пострадавший? А как с контрольными остановками? Проводили их в положенные сроки? Беспокойство хозяина постепенно
Встряхнувшись, Длинный поднялся:
— Денежки у нас, друзья, есть. Давайте махнем на такси к этому каналье!
— К какому каналье?
— К самому главному «ревизору».
— Прямо сейчас? Так ведь поздно уже!
— Тогда поехали к Сэме! Поехали!
Не оплатив счета, Длинный кинулся вниз по лестнице и вывалился на улицу. Несмотря на поздний час, по Бейоглу катили такси, автобусы и трамваи, по тротуару текла веселая толпа.
— Такси!
Голос Длинного утонул в шуме улицы.
— Эй, такси! — снова крикнул он.
Ни одна машина не остановилась. Но вот из ресторана высыпали его дружки. Они не были так пьяны, как он. А Длинный совсем захмелел и с тупым упорством думал лишь об одном: «Почему смылся Идрис? Монеты у него завелись или запрезирал своих прежних товарищей?»
Он сел на тротуар:
— Оставьте меня! Уходите, буду сидеть здесь до утра!
— Вставай, аби!
— Все на нас смотрят.
— И так опозорились…
Орхан Бомба попытался поднять его, остальные помогли. Общими усилиями удалось поставить Длинного на ноги. Но в голове у него возникла новая идея.
— Поехали к Сэме!
Друзья втолкнули Длинного в подкатившее к тротуару такси.
— В «Экспресс»!
Машина долго петляла по улицам и переулкам и наконец остановилась у ночного клуба «Экспресс». Дружки выволокли полусонного приятеля из машины. Длинный напевал себе что-то под нос, а у самого входа с мигающей разноцветными огнями рекламой вдруг пустился в пляс, забыв и о Сэме, и об Идрисе.
— Аби, прошу тебя, успокойся…
— Заходи поскорее, хватит позориться…
— Чего тянешь? Заходи!
Но Длинный, полузакрыв глаза, продолжал отплясывать и напевал:
— Ля-ля-ляй, ля-ля-ляй, ля-ля-ляй, ля-лям! Трай-ля-ля, трай-ля-ля…
Друзья схватили его под руки.
— Пустите меня! Пустите! — заорал он, пытаясь вырваться.
— Стыдно нам!
— Позор!
— Гарсоны смотрят!
Длинный прищурился:
— Их, что ли, стыдитесь?
И он рванулся к гарсонам, увлекая за собой державших его дружков.
— Может, мы вам не нравимся?
— Ну, что вы, уважаемый, — едва не в один голос ответили гарсоны, хорошо знавшие его по дебошам, которые он частенько устраивал у них в заведении.
— Слыхали?! — Длинный повернулся к дружкам и снова обратился к гарсонам:
— Патрон у себя?
— У себя, бейим.
— А Сэма?
— Ушла с каким-то мужчиной…
Длинный насторожился и вопросительно посмотрел на приятелей. Ему вдруг пришло в голову, что с Сэмой был Идрис.
— С каким-то мужчиной, говоришь? А тебе он не знаком?
— Нет, эфенди.
— Как он выглядит?
— Я толком и не рассмотрел. Небольшого роста такой, худощавый, с близко посаженными глазами…