Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
Он спокойно ответил:
— Знаю, что говорят.
— Пришел в ресторан, — продолжал Идрис, — и там тебя все расхваливают.
— Да знаю я, — отмахнулся Кудрет. — Лучше расскажи о Стамбуле.
Идрис коротко рассказал о своих похождениях, понося и проклиная Длинного. Но Кудрету все это уже было известно. Даже больше того, что сообщил Идрис.
— Сэма приезжает, — сказал Кудрет.
— Брось ты эту панельную девку! Надула меня: обещала прийти на свидание — не пришла. А главное, заявление в суд не пожелала написать.
Кудрет
— Ого! Да ты просто волшебник! А может, у тебя за пазухой клок чертовой шерсти?
— А разве ты не знал об этом? — самодовольно улыбнулся Кудрет.
— Посмотрел бы, как носятся с ней в ночном клубе, глаза бы вытаращил! И все же…
— А на это что скажешь? — Кудрет показал письмо Дюрдане. Идрис пробежал его глазами.
— Движимое и недвижимое, наличные ценные бумаги… Вот это да! Ну а что будет с той, которая здесь?
— С кем? С Нефисе? Как было, так и будет.
— А Сэма?
— Приедет. Мы переберемся с ней в Анкару.
— А старуха?
— Будет дожидаться меня в Стамбуле. — Кудрет расхохотался.
— А движимое и недвижимое, а наличные, а ценные бумаги?
— Все будет по закону передано в распоряжение твоего покорного слуги, а уж затем я распоряжусь ее судьбой по собственному усмотрению!
— Но нельзя ведь жениться сразу на трех!
— И не надо!
— Не надо?
— Нет!
— Думаешь, так согласятся?
— А почему бы им не согласиться? Говорят, палец, порезанный по велению шариата [42] , не болит.
42
Шариат — феодальный религиозно-правовой кодекс мусульман.
— Так вот оно что! Тогда другое дело. Ну и бестия ты! В яблочко бьешь!
— Только не называй меня бестией! Я бей, бей-эфенди, если угодно, самый главный бей-эфенди. Впрочем, ладно. Спросил бы лучше о Длинном, — сказал Кудрет, протягивая Идрису еще одно письмо.
Идрис с презрительной миной прочел каракули Длинного и смачно выругался.
— Кретин, ишак! Он душу из меня вымотал в «Дегюстасьоне»!
Не упуская ни одной подробности, он рассказал о скандале в ресторане.
Но Кудрет к его рассказу отнесся равнодушно. Как бы там ни было, а со временем Длинный может ему пригодиться, и даже очень. Ссоры ни к чему, особенно сейчас, когда перед ним открываются такие горизонты. Все надо делать по-умному, а главное — держаться друг за друга.
— Представь себе, — обратился он к Идрису, — я становлюсь обладателем нескольких тысяч денюмов земли и депутатом меджлиса. Какие откроются передо мной возможности! Но я, пожалуй, этим не ограничусь. Воспользуюсь меджлисом, как трамплином, и… Что ты на это скажешь?
— Страшно мне за тебя!
— Страшно?
— Ну да! Тебе, я смотрю,
Кудрет осклабился:
— А почему бы и нет?
— Побойся аллаха, дорогой! — закатывая глаза, выдохнул Идрис.
В дверь постучали, появился писарь и сообщил:
— Ханым-эфенди пожаловала!
— Пусть войдет! — распорядился Кудрет.
Вошла Нефисе. Она вся раскраснелась и была так взволнованна, что даже не заметила Идриса.
— Ах, Кудрет, голубчик ты мой! В городе только и разговоров, что о тебе! Выйдешь отсюда под гром аплодисментов!
Нефисе увидела Идриса.
— А… пардон. Я до того возбуждена, что сразу не приметила вас. Рада вас видеть!
— И я тоже рад вас видеть здоровой и бодрой!
— Что новенького в Стамбуле?
— Ничего, все по-старому.
— Надеюсь, вам удалось уладить свои дела?
Идрис принялся врать:
— Дела Кудрет-бея я, пожалуй, уладил. Понимаете, от дедов-пашей ему осталось огромное наследство: имения, земли, дома… Но все это попало в руки разных мошенников и хапуг. Хорошо, что Кудрет-бея все это совершенно не интересует.
Нефисе бросилась Кудрету на шею:
— Все, что у меня есть, принадлежит тебе! Только тебе! Не так ли, мой любимый?
Кудрета осенило:
— Идрис говорит, что сюда собираются приехать моя тетушка и еще одна родственница, вести со мной деловые переговоры… — Он повернулся к Идрису. — Когда они приедут?
— Точно не знаю, но их можно ожидать в любой момент…
Кудрет вдруг стал задумчивым, лицо его подернулось грустью.
— Что с тобой, любимый? — встревожилась Нефисе.
Кудрет с тяжелым вздохом обратился к Идрису:
— Сказать? Как ты полагаешь?
Идрис ничего не понял, но не растерялся:
— Как вам будет угодно, бей-эфенди.
Этого оказалось достаточно, чтобы Нефисе лишилась душевного равновесия. Что от нее скрывают? Плохую весть? Но что бы ни случилось, она должна знать все. Почему Кудрет молчит? Видимо, боится ее расстроить. Пусть не боится. Спасения нет только от смерти. Все остальное — пустяки.
В конце концов Кудрет с сожалением сказал:
— Ведьма моя отказалась от развода…
Нефисе сразу приуныла.
— Это правда, Идрис-аби? Она сама тебе сказала?
Идрис и тут не растерялся:
— Друзьям сказала.
— Это не спасет ее! — чуть не плача, крикнула Нефисе. — Жениться можно не только по закону государства, но и по закону шариата. Верно, Кудрет? Такой брак даже прочнее.
— А если, следуя тому же шариату, я захочу взять сразу четырех жен, что ты на это скажешь?
— Ради тебя я соглашусь на все! Палец, порезанный по велению шариата, не болит!
Много дней и ночей ломал Кудрет голову над тем, как ему действовать в сложившихся обстоятельствах.