Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
Стражник помчался к прокурору:
— Кудрет-бей передал с писарем какое-то письмо, бейим!
— Вот как! Хорошо, можешь идти.
Прокурор отправился к писарю. Увидев его, писарь вытянулся по стойке «смирно».
Прокурор спросил:
— Вы проверяете поступающие для заключенных письма?
— Конечно, эфендим!
— А письма самих заключенных?
Лицо у писаря стало серым, как пепел. Как назло, письмо Кудрета лежало рядом с пишущей машинкой. Заметит прокурор — пропал!
И прокурор заметил. Да и трудно не заметить такой красивый конверт. Надпись гласила: «Уважаемой
Тыча в конверт пальцем, прокурор снова спросил:
— А это что?
От страха писарь едва держался на ногах.
— Письмо, эфендим…
— Чье?
Писарь чуть было не сказал «мое», но не осмелился. А вдруг он вскроет конверт?
— Я спрашиваю, чье письмо?
Поняв, что ему не выкрутиться, писарь признался:
— Кудрет-бея, эфендим…
— Как же оно попало к тебе?
— Кудрет-бей попросил отнести на почту.
— Отправил бы его не читая?
— Я хотел прочесть, да конверт-то запечатан…
Прокурор впился взглядом в писаря, тот даже покачнулся.
Вернувшись в кабинет, прокурор не стал вскрывать письмо. Он велел надзирателю привести Кудрета Янардага, чтобы хорошенько проучить его, сбить с него спесь. «Значит, несмотря на все строгости, Кудрету удается обойти их и вертеть людьми по своему усмотрению. Писаря он, как видно, уже прибрал к рукам, ну а надзирателей? Не исключено, что он дал писарю взятку. Наверняка дал. Иначе зачем бы он так старался?»
Привели Кудрета. Прокурор помахал у него перед носом письмом.
— Разве вы не знаете, что заключенным положено сдавать письма незапечатанными?
Кудрет пожелтел, как лимон:
— Знаю, эфендим…
— Почему же вы нарушаете порядок?
— Дело в том…
— В том, что вы пытались отправить письмо, минуя администрацию, верно? И, не дав Кудрету опомниться, прокурор спросил:
— Сколько вы дали писарю?
— Ни… нисколько.
— А писарь утверждает, что дали.
— Он врет, эфендим!
— Вы уверены?
— У-уверен, эфендим!
Прокурор пошел к писарю. Тот уже знал, что Кудрет у прокурора, и был в отчаянии.
— Выкладывай денежки, которые получил у Кудрета! — без лишних слов потребовал прокурор.
Писарь полез в карман и безропотно отдал деньги.
Прокурор вернулся в кабинет, показал Кудрету ассигнации:
— А это что?
Отпираться было бессмысленно, и Кудрет виновато опустил голову.
— А еще произносите речи о пути, начертанном аллахом, о святой вере! Собираетесь стать депутатом меджлиса! Постыдились бы! А если я выдвину против вас обвинение в даче взятки и в нарушении тюремной дисциплины, передам дело в суд и позабочусь, чтобы материал обо всем этом попал в стамбульские газеты? Как вы будете выглядеть в глазах избирателей?
Кудрет был сражен. «Дернул же меня черт связаться с этим писаришкой. Теперь надо добиться снисхождения — любой ценой, даже если придется униженно просить».
Расплываясь в кривой улыбке, что было так несвойственно ему, Кудрет неуверенно сказал:
— Вы этого не сделаете, не поставите под угрозу мою политическую карьеру накануне выборов. Потому что…
— Потому что, как вы, видно, полагаете, мне помешает это сделать мое
Заявление прокурора ошеломило Кудрета. Но ему казалось, что он не осуществит свою угрозу, не станет позорить его, Кудрета, в глазах избирателей.
— Простите меня! Прошу вас! — взмолился Кудрет.
Желая увидеть, как низко может пасть этот человек, прокурор заявил:
— Простить вас не могу. Ибо закон…
Кудрет припал к его рукам:
— Умоляю! Ну что вам стоит?
— Ибо закон запрещает мне прощать виновных!
— Ноги ваши стану целовать!
— До какой же степени падения вы можете дойти?
— Я в ваших руках! Не позорьте меня перед избирателями!
— Вы во что бы то ни стало хотите стать депутатом меджлиса? Так я вас понял?
— Умоляю…
— Если когда-нибудь вас выберут — чего только на свете не бывает! — и мы встретимся…
— Непременно встретимся, бей-эфенди, можете не сомневаться!
— Что вы мне обещаете?
В глазах Кудрета блеснул огонек надежды:
— Все, что вы пожелаете, только прикажите!
Прокурор в изнеможении опустился в кресло. Гнев его сменился глубокой горечью. «Неужели этот человек и ему подобные, — с ужасом подумал прокурор, — будут распоряжаться судьбой народа?»
— Лично для себя, Кудрет-бей, я ничего просить не стану. Молю об одном: если вы станете депутатом меджлиса, позаботьтесь о народе, о нашем бедном, нищем народе. — И, помолчав, он тихо добавил: — А теперь можете идти.
Шли выборы. Большинство избирателей голосовало за Новую партию. Такого подъема не помнили со времен окончания национально-освободительной войны, когда после одержанной победы встречали Мустафу Кемаль-пашу. Никто этого не ожидал, даже сами оппозиционеры. Было это осуждением власти одной партии с единым и неизменным шефом?
Да, народ восстал единодушно.
Но ему, видимо, не хватало сознательности, так как он связывал свои надежды лишь с переменой власти. Все были уверены, что новая власть даст каждому долгожданную работу, ну и, конечно, заработок, от которого зависят все блага жизни. Людям осточертело смотреть на роскошь богачей. И они решили, что для облегчения собственной жизни у них есть только один выход — отдать свои голоса сулившей золотые горы Новой партии.
А Новая партия обещала снизить цены на мясо, хлеб, соль, сахар, ситец, сигареты, масло, мед, жилье — словом, решительно на все, а также добиться изобилия, существовавшего в каких-то давно минувших временах, даже если для достижения этого придется взять на вооружение религию. Руководство партии делало вид, будто строго придерживается принципа не прибегать к религии как орудию политики, а на деле вело широкую устную контрпропаганду, привлекая на свою сторону духовенство.