Московские легенды
Шрифт:
– - Это, говорит, ты умной штуки добился -- глаза отводить. Это, говорит, для войны хорошо будет.
И стал объяснять, как действовать этим отводом:
– - Это, примерно, идет на нас неприятель, а тут такой отвод глаз надо сделать, будто бегут на него каркадилы, свиньи, медведи и всякое зверье, а по небу летают крылатые кони. И от этого неприятель в большой испуг придет, кинется бежать, а тут наша антиллерия и начнет угощать его из пушек.
И выйдет так, что неприятелю конец придет, а у нас ни одного солдата не убьют. Вот Брюс слушал, слушал да и говорит:
– -
А Петр спрашивает:
– - Как так? Какое же тут мошенство?
А Брюс разъясняет:
– - А вот какое, говорит, на войне сила на силу идет, и ежели, говорит, у тебя войско хорошее и сам ты командир хороший, то и победишь, а так воевать, с отводом глаз -- одна подлость. Я, говорит, мог бы невесть что напустить на купцов, а сам забрался бы в ящик и унес бы деньги. Так это, говорит, будет жульничество.
А Петра за сердце взяли Брюсовы слова.
– - Ну, ежели тут жульничество, зачем же ты, так-растак, выдумал этот отвод глаз?
А Брюс говорит:
– - Я не выдумал, а так наука доказывает. Я, говорит, на свой манер повернул науку, вот у меня и вышло, а другой, говорит, как ни вертит ее, ничего у него вне выходит, потому что он скотина и поврежденного ума человек.
Только Петр не сдается:
– - После таких твоих слов, говорит, ты есть самый последний человек. Ты, говорит, своему царю не хочешь уважить, и за это, говорит, надо надавать тебе оплеух.
Только Брюс нисколечко не боится.
– - Эх, говорит, Петр Великий, Петр Великий, грозишь ты мне, а того не видишь, что у самого змея под ногами.
Глянул Петр -- и взаправду змея у него под ногами. Как вскочит... Схватил стул, давай бить змею. А хозяин и половые смотрят, а подступиться боятся: знают, что он царь, и Брюса тоже знают.
И разломал Петр стул об пол. Смотрит -- нет никакой змеи, и Брюса нет. Тут он и понял, что Брюс сделал ему отвод глаз. Отдал за чай и за водку -- четвертной билет выкинул и сдачи не взял.
– - Это, -- говорит половому, -- тебе на водку.
– - И поскорее вон из трактира.
И сильно осерчал он тогда на Брюса. А тронуть его боится. И уехал ни с чем, а после жаловался:
– - Он, говорит, из прохвостов. Правда, говорит, он самый ученый человек, а все же ехидина.
Ну, Брюсу передали царские слова:
– - Ты, говорят, что же это наделал? Вон царь обижается на тебя.
А Брюс говорит:
– - А что я наделал? Ничего, говорит, такого особенного от меня не было. Действительно, говорит, я по науке работаю. Только у меня этого нет, чтобы наукой на подлость идти. Вот, говорит, я умею фальшивые деньги делать, а не делаю, потому что это есть подлость. А Петр, говорит, чего добивался от меня? Он хотел, чтобы я помогал ему весь свет обманом завоевать, только я на это не пошел. Вот, говорит, через что его обида...
Ну, уж разумеется, Брюсовы слова передали Петру. А тот ругается.
– - Ничего, говорит, пусть храбрится, так-растак! Но только, говорит, придет время и его черти заберут, и никакая наука ему не поможет.
Ну, это что? Понятно, каждый умрет, как придет его время, тут чертей в науку нечего примешивать...
А дело такое: мазь и настойку выдумал Брюс, чтобы из старого человека сделать молодого. И поступать надо было в таком порядке: взять старика, изрубить на куски, перемыть хорошенько и сложить эти куски как следует, потом смазать их мазью и все они срастутся. После того надо побрызгать этим настоем, этим бальзаном. И как обрызгал, станет человек живой и молодой. Ну, не так, чтобы вполне молодой, а наполовину. Примерно, было человеку 70 лет, станет 30. Это так по науке полагается. С наукой шутить нельзя: требуй от нее столько, сколько она может дать, а лишку потребовал -- она сейчас на дыбы станет, и сколько ты ни трудись, все попусту будет, прахом пойдут твои труды, потому что науке аккуратность нужна. А Брюс знал все это, умел, как обойтись с ней, вот от этого у него все выходило. А главное -- голова, ум хороший был у него.
А было тогда Брюсу восемьдесят лет, и хотел он, чтобы стало сорок. И приказал он лакею, чтобы тот перерезал ему горло бритвой, изрубил на куски и чтобы эти куски перемыл и сложил по порядку, после того смазал бы мазью и уже после полил бы бальзаном. А лакей сделать-то сделал, да не все: бальзаном не полил, а взял, да разлил его по полу. И чего ради пошел он такое дело -- и поднесь никто на знает. Зло ли какое было ему от Брюса или подкупил его кто -- никому не сказал об этой причине. На что уж ученые профессора по книгам, по бумагам смотрели -- ни до чего не докопались.
– - Тут, говорят, лакеева тайна.
Разумеется, причина была, потому что как же так без причины убить человека? Что-то такое было...
Ну, хорошо... Вот он не полил бальзаном и не знает, куда спровадить мертвого Брюса. А тут как раз в эту пору приходят в башню Брюсовы знакомцы. Смотрят -- лежит мертвый Брюс. Они и удивляются:
– - Что же это такое?
– - говорят.
– - Ничего не слышно было, чтобы Брюс болел, а уже лежит мертвецом.
– - И спрашивают они лакея:
– - Когда же это Брюс помер? А он говорит:
– - Вчера поутру.
Они опять спрашивают:
– - Почему же ты, подлая твоя харя, молчишь? Почему ты, анафемская сила, никому об этом не сказал? А он и не знает, что на это сказать.
– - Да я, говорит, маленько перепугался.
Ну, они были не дураки -- сразу увидели, что тут дело не чисто. Кинулись к нему, давай его бить:
– - Признавайся, говорят, как дело было?
А он говорит:
– - У него разрыв сердца произошел.