Московский Ришелье. Федор Никитич

Наполова Таисия Тарасовна

Отстроился и зажил прежней жизнью боярин Никита Романович. Его каменный дом за тяжёлыми в два кирпича воротами мало пострадал: подпалило лишь деревянный верх. Удалось спасти и конюшню, и житный двор, и многие постройки на подворье.

За трудами да хлопотами лето пролетело быстро. Наступило бабье лето. Приближалась пора охотничьих забав.

И вдруг в гости к Захарьиным пожаловал сам царь. Переполох в доме начался великий. Испугался и сам Никита Романович. Что только не пришло ему на память! Вспомнил и слова Мишатки, рассказавшего, как царь спрашивал его, не ходят ли к его матери знахарки. Весной казнили многих людей, обвинённых в знахарстве. Знахарство

да колдовство вменили в вину и князю Вяземскому. Страшно... Откуда было знать Никите Романовичу, что на уме Иоанна было иное: тайных мыслей ближнего ведь никто не ведает. Можно было лишь заметить, что царь особенно озабочен.

Действительно, Иоанна волновали в этот час думы чрезвычайной государственной важности. В июле умер польский король Сигизмунд-Август, не оставив наследника. После некоторых колебаний Польская и Литовская рады объявили Иоанну о своём желании видеть царевича Фёдора королём Польским и великим князем Литовским. Грамота от польских и литовских панов обрадовала русского царя. Он верил, что утвердит свои собственные права на польско-литовские земли помимо сына Фёдора. Он ответил гонцу Воропаю: «Ежели ваши паны, будучи теперь без государя, захотят меня взять в государи, то увидят, какого получат во мне защитника и доброго государя; сила поганская тогда выситься не будет, да не только поганство, Рим и ни одно королевство против нас не устоит, когда земли ваши будут одно с нашими. В вашей земле многие говорят, что я зол: правда, я зол; и гневлив, не хвалюся, однако пусть спросят меня, на кого я зол? Я отвечу, что кто против меня зол, на того и я зол, а кто добр, тому не пожалею отдать и эту цепь с себя, и это платье».

Пока паны медлили с ответом, Иоанн надумал жениться в пятый раз. Судьба четвёртой его жены, Анны Колтовской, менее всего заботила его. Велит ей постричься — и весь сказ. У него давно было на мысли взять в жёны иноземку. Ещё при жизни Сигизмунда-Августа он хотел жениться на одной из его сестёр. Но этот замысел не удался. Ныне же, когда ему предложили польско-литовскую корону, какая родовитая иноземка устоит перед соблазном стать русской царицей! Малюта Скуратов сказал ему: «Царь и государь преславный! Казна твоя не убога, в ней ты найдёшь, чем одарить любую знатную принцессу».

Малюта знает, как укрепить душу своего царя, он и слово верное умеет найти. Иное дело — бояре, князья да коварные и поперечные во всём люди духовного сана. Вот и надумал Иоанн пойти к Никите Романовичу, старому «ведуну», знавшему многие дворцовые тайны и людей церковного и монастырского чина. С его мнением считались и члены синклита, и духовные особы.

— Слыхал, Микита, поляки грамоту нам прислали, корону королевскую нам предлагают?

— Как не слыхал. Ныне дворяне многие и бояре говорят, что сия честь достойна великого государя земли Русской.

Никита Романович знал, что корону предлагали не Иоанну, а Фёдору, но промолчал.

Между тем чувствовалось, что царь сказал не всё важное, с чем пришёл, что им сделан только почин. Но, как это нередко случается даже с важными особами, царь начал издалека, а поскольку он был человеком с наклонностями к злу, то и вышла у него каверза.

— Я пришёл к тебе, Микита, по доброй памяти. Пришёл сватать тебя. Хорошую невесту тебе сыскали. У боярина Ивана Головина девка Дарья на выданье. Род свой Головины ведут от Ховриных — ты знаешь про то. И скажу тебе ещё: прародитель их Иван Голова прозванье своё получил после крещения, а крестил его мой дед, великий князь Иван Васильевич. И девка Дарья в самой поре: телом бела и статью хороша.

Никита

Романович слушал всё это в немом изумлении. Или шутит царь? Глаза хитровато прищурены. Смотрит в сторону, но самым краешком глаза следит за ним.

— Воля твоя, государь, шутки надо мной шутить, — произнёс Никита Романович, покорно разводя руками.

— Когда я над тобой шутки шутил, Микита?

Никита Романович всмотрелся в лицо царя — вид такой, словно и в самом деле не шутит.

— Или при живой супруге посылают сватов к невесте?

— Любишь ты поперечить мне, Микита! — как бы с досадой воскликнул Иоанн. — При живой-то жене кто же сватов засылает? Или у вас не сладилось дело с игуменшей? Или до меня довели вести неверные, что и жена твоя не хочет постригаться в Вознесенском монастыре? А дело-то божеское...

— Ты правду сказал, государь: до тебя довели вести неверные.

Пока Никита Романович ошеломлённо соображал, кто же это ведёт с царём такие потешные речи, Иоанн продолжал, пропустив мимо возражения Никиты Романовича:

— Я вот тоже думаю постричь свою Анну-плаксу. Или мало на свете цариц достойных?

— Государь волен в своей царице. Но дозволь молвить тебе, государь: коли и возьмёшь новую царицу, такой, какой была наша Анастасия, тебе не найти...

— Про то я сам знаю, Микита... А думаю я найти царицу в Польской земле. Сказывают, у воеводы минского Николая Сапеги дочь хороша...

«Господи Боже мой, что же мне на это ответить? — в растерянности думал Никита Романович. — На Анне Колтовской царь женился совсем недавно. Это была уже четвёртая жена царя. Духовенство разрешило этот брак после некоторых колебаний, но наложило на царя епитимью [13] : не входить в церковь до Пасхи и только на следующую Пасху причаститься Святых Тайн. Да вправду ли царь думает постричь царицу? Чем она стала ему неугодна?»

Словно почувствовав затруднение Никиты Романовича, Иоанн продолжал:

13

Епитимья — род наказания, налагаемого церковью на нарушившего религиозные нормы.

— Вишь, какая кручина, Микита! Знаю, ты один печалуешься о моей судьбе — доброй памяти об единородной сестре твоей, царице Анастасии. Так, видно, Богу угодно — испытывать душу мою смертной печалью. С царицей Марфой один лишь месяц прожил, а думаешь, мало слёз по ней пролил?

Марфа Собакина, дочь новгородского купца, была третьей женой Иоанна.

— А всё бояре... Ты ведаешь, Микита, о злобе их. Царицу мою Анастасию свели со свету: неугодна, вишь, им была. Царице Марии яду в питьё подсыпали. А Марфу зельем опоили... Ну да кто копает яму для ближнего, сам упадёт в неё...

— Ежели возьмёшь царицу-иноземку, авось поопасятся против неё ковы ковать, — заметил Никита Романович, чтобы привести к концу тяжёлый и опасный разговор.

Иоанн внимательно посмотрел на него, будто добывая что-то своим взглядом.

— Спасибо, Микита, за добрые слова. Вижу, от души говоришь. Дозволь и мне тебе душевный совет дать. Ведомо мне, что ты думаешь о невесте для сына, и ежели сватом будет царь, то какую хочешь невесту выбирай. И моё слово тебе: не ходи ты далеко и не ищи долго. У Шестова Ивана в самой поре дочка. А род свой они ведут от бояр Морозовых, как и вы, Захарьины. Токмо их прародитель — Михайло Иванович Морозов, а ваш род пошёл от его братца, Бориса Ивановича.