Московский Ришелье. Федор Никитич

Наполова Таисия Тарасовна

— Ах нет... Мне надобно поначалу в монастырь съездить к батюшке, дабы благословил меня...

Фёдору пришлось долго ждать, пока Елена через сенную девушку не подала ему весточку о своём возвращении. А без неё даже солнце казалось тусклее и дни тянулись, точно годы.

При встрече он так сжал её в объятиях, что она вскрикнула.

— Елена, я потерял из-за тебя весь разум.

Она засмеялась каким-то новым грустным смехом.

— Так скоро?

— Тебе смешно, а я сам не свой. Забываю выполнить поручения отца, книги не идут мне на ум. Я забросил даже охоту.

Но вскоре неясные печальные предчувствия Елены

оправдались. Судьба послала ей тяжёлые испытания и большое горе. Не вернулся из похода её отец. Мужественный воевода, он погиб в битве под Колыванью. После его похорон Елена слегла от горя. Сам царь навестил её, больную. Боярин Иван Шереметев Меньшой был у него в приближении, не в пример своему старшему брату-монаху. Иван Васильевич Меньшой был обласкан при жизни царским вниманием.

Не определит ли это впоследствии и судьбу Елены Ивановны?

Но в то время думалось о другом. Фёдор с нетерпением ожидал конца траура.

Однажды, чтобы сделать ей приятное, он сказал:

— А верно ли говорят, что ты похожа на своего родителя?

Она печально опустила голову. Подавляя непонятную, внезапно подступившую к сердцу тревогу, Фёдор произнёс:

— Я буду твоей защитой, Елена!

И такая неизъяснимая безмерность любви была в его голосе, что лицо её просияло от счастья.

— И ты не станешь думать о печальном.

Она покачала головой.

— Как не думать, коли на сердце тяжело?

— Дай срок, и я возьму твои тяжести на свои плечи!

— Нет, родимый, нет! Ты не волен взять на себя мою горькую долю!

Он вздрогнул: таким страдальческим было её лицо. Вспоминая позже этот разговор, он станет думать, что Елену посетило в те минуты пророческое видение. Ещё не испив до конца отпущенных ей страданий, она словно бы предчувствовала грядущие беды...

Ему же эти страхи казались излишними. Жизнь в избытке наградила его упорством, неистребимой верой в свою счастливую судьбу. Все эти дни он жил как в хмельном тумане, не помня себя от радости, и был далёк от мысли, что его подстерегает злая судьба.

Но в тот вечер и его коснулась неясная тревога. Луна светила тускло, вся в белой наволочи, а над лугами неслась песня. И пел её, видимо, табунщик, пасший лошадей:

— Ах, что ж ты, молодчик, невесел сидишь. Невесел сидишь и нерадостен? — Как же мне, молодчику, весёлому быть, Весёлому быть и радостному? Вчера у меня девица была, Девица была, со мной сидела, А нынче девицу замуж отдают, Замуж отдают, просватывают.

ГЛАВА 18

РАЗГОВОР С ОТЦОМ

Матушка, слава богу, выздоровела. Минувшие годы были для неё тяжёлыми. Уже и не надеялась подняться с постели. Но то ли Бог помог, то ли врачи заморские, то ли знахари, но в нынешнее лето она окрепла. Вернувшись домой, Фёдор решил с ней первой поговорить о сватовстве к Елене. Он нашёл матушку в кабинете отца. Она делала запись расходов по кухне и вся углубилась в это занятие. Её по-девичьи нежное лицо низко склонилось над скоро сшитой книжицей,

именуемой «едальня». Никита Романович лично следил, чтобы в записях был порядок. Он говорил: «Коль в счету что просчитаешь, то мошною доверстаешь». Похоже, матушка не была создана для этих строгих занятий. Она постоянно что-нибудь «просчитывала». Случалось, Никита Романович корил её за это, но что поделаешь, она была прирождённой княгиней, а женщины в её роду не привыкли вести хозяйство.

Фёдор гордился матерью. Её род потомков Александра Невского отличался благородством осанки и облика и славянской широтой характера.

Она ожидала супруга и, увидев вошедшего сына, расцвела в счастливой улыбке. Мягко очерченные щёки слегка заалели. Она почувствовала озабоченность сына и тотчас осведомилась о причинах заботы в присущей ей, чуть иронической манере:

— Что, сынок? Отщебетали пичужки, лето кончается, пора свадеб начинается?

— Тебе батюшка сказал?

— О чём, сынок?

Настроение у Фёдора упало. Если отец не поговорил с матушкой, значит, он не придал значения их давнишнему разговору. И всё же он с решительностью, свойственной влюблённым, поделился с матёрый надеждами связать свою судьбу с Еленой.

Как захлопотала матушка, как зачастила радостными словами, сыпит ими, словно бисером! Как нежил его слух этот словесный бисер! Как ловил он её слова, вливавшие в него живительную силу!

А она, хваля его выбор, говорила о том, как они с сестрой Ириной Александровной дадут ход сватовству и всё будет любо да мило. Она же возьмёт в дом Елену как родную дочь.

Фёдору бы радоваться нежной заботе матери о его судьбе, но слова её, вопреки её воле, будили в нём тревогу. Почему она говорит о тётушке Ирине и ни слова об отце? И не навредит ли делу тётушкино вмешательство? Забыть ли, как гневался царь на супруга тётушки Ирины — первого боярина, князя Ивана Мстиславского? От отца Фёдор знал, что после нашествия на Москву Девлет-Гирея Иван Мстиславский давал царю повинную запись, где признавался в своей измене: навёл на Москву Девлет-Гирея. А вскоре последовали казни. Головы метали под двор Мстиславского — грозное предупреждение! После этих событий Никита Романович несколько отдалился от свояка, князя Мстиславского. К добру ли ныне затея матушки довериться тётушке Ирине? Надо ли мешать в столь тонкое дело семью Мстиславского?

В минуту этих тревожных сомнений Фёдора неожиданно вошёл Никита Романович. Фёдор смутился, и это не укрылось от отца: о чём-то потаённом толковали мать с сыном. Уж не о сватовстве ли к Шереметевой?

Никита Романович внимательно посмотрел на супругу, отчего она тотчас же вышла в трапезную, которая находилась за дверью в кабинет. В это время дворецкий распоряжался, как накрыть стол для важных гостей (ожидался приезд царевича Ивана), и появление хозяйки было кстати.

— Рад, что нам удалось свидеться. Что долго дома не показывался? — строго спросил Никита Романович. — И службу забросил. Вон Бориска Годунов, чай, слыхал, до рынды [16] дослужился. Где все дни находился?

16

Рында — великокняжеский и царский телохранитель-оруженосец в Русском государстве XIV-XVII вв.