Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1
Шрифт:
Он на мгновение замолчал, обдумывая ситуацию.
— Операцию по Миллеру передаем в парижский офис. У них всё есть, пусть проработают по соседней стране.
— Есть, товарищ Бригадный комиссар, — подчинённый кивнул, выпрямившись.
Тишина вновь окутала кабинет, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием присутствующих.
15 августа 1936. Восточный вокзал Парижа.
Пыхтя и плюясь паром, поезд медленно вполз на Восточный вокзал Парижа. Вагон задрожал, окончательно остановившись, и мгновенно началась суета. Люди в купе зашевелились, кто-то торопливо
— Лёша, а куда нам дальше? — Кузьмич, уверенный в товарище, с любопытством разглядывал через окно суету на перроне. Для него вся поездка была чем-то вроде приключения для ребенка, где решения принимают взрослые, и о будущем он особо не задумывался. Он без колебаний передал всю полноту ответственности за их судьбу Лёхе, довольствуясь ролью очень ответственного исполнителя.
— Говорили, что нас должны встретить у вагона, — отвечал Лёха, пытаясь разглядеть в толпе знакомые лица. — Но если никого нет, не переживай, Кузьмаччо, мы знаем, куда двигаться. Не пропадем!
Через пятнадцать минут ожидания у вагона, так и не увидев встречающего, Лёха только пожал плечами.
— Ну что ж, Кузьмич, пошли, пора самим искать свой уголок в этом Париже, — с улыбкой сказал он.
Наши герои подхватили свои чемоданы и отправились устраиваться в городе самостоятельно.
Париж их не ждал, и очередное приключение начиналось с неизвестности.
Оставив Кузьмича стеречь чемоданы в зале ожидания на вокзале, Лёха отправился исследовать вокзальную площадь пытаясь определиться куда им стоит выдвигаться дальше.
Пользоваться явками, выданными им в Москве он не собирался. Судя по отсутствию встречающего все пошло не про плану и кто его знает, на что можно было нарваться.
Познакомившись с русскоговорящим таксистом, Лёха расположил его, угостив сигаретой, и через пятнадцать минут стал обладателем последних сведений о русской эмиграции, местных ценах и общей несправедливости жизни.
Таксист охотно рассказал о Париже, приправив это собственными мыслями о жизни и деньгах:
— Я смотрю ты не из красных.- решил таксист.
— Да, — ответил Лёха,- родители умерли, сам жил в Латвии, но там хреново к русским относятся, вот ищу лучшей жизни.
— Думаешь тут лучше! — сплюнул таксиcт, — тут все про деньги.
После небольшой беседы и размышлений Лёха выбрал район Батиньоль. Это место было отличным компромиссом: на северо-западе Парижа, недалеко от центра, но при этом недорогой и спокойный. Тихие улицы с частными пансионами и кафе, небольшими парками, и самое главное — меньше русской эмиграции, чем в более популярных среди соотечественников районах. «Да и до Пласс Пигаль с сексшопами и кварталом красных фонарей всего полчаса неспешной ходьбы», — поржал Лёха, — вдруг пригодится!
Вернувшись
— На Батинель! — радостно воскликнул он, немного переиначив название района на свой лад.
Погрузившись в поезд на четвёртую линию метро, Лёха и Кузьмич без проблем добрались до станции «Ла Фурше». Выйдя на поверхность, Кузьмич сразу начал ворчать:
— Фигня это их метро! Маленькое, низкое! Вот у нас, от Сокольников до Парка Культуры — это метро! — Кузьмич, впервые прокатившийся по московскому метро, теперь с гордостью отстаивал его превосходство.
17 августа 1936. Батинёль, район Парижа.
На улице Лёха быстро сориентировался и скоро нашёл приличные и недорогие апартаменты с двумя смежными комнатами. Хозяйка квартиры оказалась миловидной молодой француженкой, которая, к счастью, немного говорила по-английски. Это сильно упростило общение. Улыбчиво предложив готовить завтрак по утрам, она моментально покорила Лёху, и он не раздумывая расстался с частью доставшихся ему в поезде франков, договорившись на неделю аренды.
На утро за завтраком произошло крушение ленинизма в отдельно взятом организме. Кузьмич был в полном шоке от увиденного. Перед ним стояла тарелочка с несколькими аппетитными круассанами, небольшие фарфоровые пиалочки с тремя разными джемами, сливочное масло на маленьком блюдечке под крышечкой, и, на его удивление, хозяйка ещё принесла ему яйцо всмятку на подставке. Кофейничек, блестящий и аккуратный, излучал густой аромат свежесваренного кофе, рядом стояли маленькие чашечки с молоком и сахаром.
Всё это было сервировано так красиво и элегантно, что Кузьмич просто не знал, как на это реагировать. Он шёпотом спросил:
— Лёша! А она что, буржуйка какая то, ну из буржуев? — в его голосе сквозило неподдельное восхищение и удивление, как будто он впервые увидел нечто столь утончённое и красивое.
Хозяйка встала, прощебетала что-то радостное, выдала им ключи и уехала, сев на велосипед.
— Она в местной школе работает, учительницей, — перевёл, что смог понять, Лёха.
— Не волнуйся, Кузьмич! Вот мы им сейчас поможем сделать мировую революцию, и они тоже будут есть селёдку с газеты на чёрном хлебе! — радостно воскликнул Лёха.
— Тьфу на тебя, — с видом обиженного ребёнка посмотрел на него Кузьмич.
— Ну что, Кузьмич, поедем смотреть центр Парижа? — спросил Лёха, когда они окончательно устроились в апартаментах.
Кузьмич задумался на минуту, потом, осмыслив карту, выдал:
— Надо сесть на линию 13 на Ля Фурше, доехать до Шампс-Элисес, пересесть на первую линию, и мы на месте!
Без лишних слов они отправились на метро и вышли в начале Елисейских Полей. Пройдя главную улицу Парижа, их путь привёл к знаменитой Эйфелевой башне.