Москва-Лондон

Лехерзак Ефим

— Если Господь Бог допустит, чтобы человек, вступивший в тайную любовную связь с королевой (да, да, мой мальчик, с королевой!), умер своей смертью, да еще в глубокой старости, то я готов поверить в то, что иной раз сатана принимает обличье Божье!..

— Не богохульствуй, дядюшка, и не призывай на мою голову кары Господни! — смеялся Томас. — Этой ночью я должен быть в покоях моей Марии! Но как это сделать? Ты можешь помочь мне? Я бы очень не хотел пробиваться туда со шпагой и пистолетом в руках…

— Безумцы! — продолжал кипеть Джон Грешем. — Но Мария! Эта святоша! Эта черная монахиня! И во время официального визита! Она сошла с ума, и для будущей королевы Англии это…

это слишком много хорошего! Слишком дорого все это может стоить… Ты явно переиграл, Томми, мой мальчик, и мы должны теперь хорошенько подумать, как нам вести нашу политику дальше… по новому руслу… А сейчас… Боюсь, ты все-таки прав… Вам действительно этой ночью следует быть вместе… Надеюсь, вы оставите время на обдумывание и обсуждение своего положения… Впрочем, такие ночи выбивают последние остатки мозгов, насколько мне память не изменяет, черт подери… Ах, целомудренная принцесса Мария! Достаточно ли хорошо вы представляете себя на освященном брачном ложе, когда ваш венценосный супруг не найдет в вас того, на что имел все основания рассчитывать?.. Неужели вы никогда не слышали о том, как подобных королевских невест утром заодно лишали и головы? Или вы, по безумию своему, надеетесь, что на вашем брачном ложе окажется ваш столь же безумный возлюбленный? Но скорее вы обнаружите там сатану! Ах, и зачем только я все это говорю? Они не слышат сейчас голоса разума… Они ждут своей ночи… И я должен дать им ее! Какое кощунство, черт вас возьми… Прости, Господи, душу старого Джона Грешема… Ну что ж, тогда не будем больше жевать воздух зубами, раз уж волна накрыла нас с головой! Быстрее во дворец — нам желательно опередить придворный кортеж… Сейчас дворец почти без охраны, нам нужно проникнуть туда незамеченными, придется опередить ветер! Старому Джону Грешему известен не один потайной вход в королевский дворец… Все-таки мы — купцы и при любых обстоятельствах не должны терять головы! В конце концов — королева наша, а это стоит многого… слишком многого…

Закутавшись в длинные черные плащи и натянув почти до глаз широкополые шляпы, они галопом ускакали со двора Томаса Грешема.

Но опередить придворный кортеж им все-таки не удалось.

— Что будем делать? — тревожно спросил Томас.

— Привяжи лошадей к этому забору и пойдем поскорее к хозяйственным воротам дворца.

Там Джон Грешем недолго пошептался с привратником, и тяжелая золотая монета оказалась надежным ключом от низкой калитки в воротах…

У какой-то почерневшей от времени двери Джон остановился.

— Кто там? — отозвался на его стук чей-то грубый низкий голос.

— Старик Джон, — тихо сказал старший Грешем. — Это ты, Джим? Есть дело. Так… Привет, старина! Запри-ка дверь покрепче. Свет не нужен… Или ты уже в темноте не найдешь дорогу к покоям принцессы Марии? Тогда пусть этот кошелек будет служить тебе факелом.

— Угу… Пошли…

— Ну, с Богом, мой мальчик!

И Джим с Томасом растворились в кромешной тьме…

Глава I

ну-ка, детинушки, колышками дворянчика, колышками его подхватывайте да к солнышку поближе и подсуньте! Ай-ай-ай, животик-то вовсе распороли… Кишочки,

что веревочки, по рученькам вашим белым поползли… Ах-ах-ах, отмолю, отмолю невинное смертоубийство ваше. Ах-ах-ах, а вот и отлетела душа его вон за ту тученьку… Аминь… Хорош был человек, да после смерти и часу не жил…

— И куды же его теперича таковского-то, а, воевода?

— Предайте землице сырой… Да подалее от пути-дороги-то сей… В кустики его, в кустики… Эх, господи, никто не знает наперед, где погост его грядет… Ибо промеж жизни да смерти и блоха-то не проскочит… Ну что — перевели дух после работы праведной?

— Не вдруг уж… Покуда на колья его взяли, семерых наших в лоскутья порубил да скольких еще изувечил — не осмотрелись… Сущий чертяка… мать его…

— Да, да… Ан, слава богу, был таков… Мертвый не расшалится теперича… Ах, бабоньки, сколь голосисты вы, право! Любили вы покойничка, любили… Воздаст вам Господь за любовь вашу… Вы у него теперича на особом счету, бабоньки любвеобильные, поможет он вам, поможет, сердечным, поможет голубушкам… Только по покойнику убиваться, что гвоздями умываться да навозом утираться… Так-то вот, неразумные… Вот ужо в нашем городу-становище разутешим мы вас, бабоньки, по-своему, по-мужицкому! То-то веселье сладится, то-то желанья сбудутся! Ах, как падки до вашей сестры мои братья-соколики! Ах, как оголодали они без ласки вашей медовой, без телес ваших сдобных! То-то праздник нам всем выпадет! Гей, ребята, бочку вина заморского по такому делу жалую! Веселись, хрещеные, добыча знатная нам вышла!

— Ирод проклятый!

— Антихрист! Сгинь, нечистая сила!

— Спаси-и-и-и… Господи-и-и-и…

— Ах, ах, ах… Пошто тревожите Господа Бога нашего всуе? Меня, благодетеля вашего отныне и до скончания веку вашего, браните столь несуразными словесами, богохульствуете… ай-ай-ай… Придется наказать вас, бабоньки, чтоб мужнюю волю за Господнюю почитали. Эй, Лукашка! Где ты есть, голубчик?

— Тута я, воевода… Вот он я…

— Всех слуг дворянских приголубили?

— До единого… как велел, воевода…

— Нашенских много ли полегло?

— Немало… Ан не сочли покуда…

— Сочти да похорони. Молебен отслужим. Христиане, чай. Вот и со-

шлась прибаутка сия — не помрешь, так и не похоронят… Этих, дворян-

ских-то, землице заодно предай. А вот бабонек голосистых сих…

— Отдай, воевода, товариществу нашему, не скупись…

— И то верно — давненько на постненьком обретаемся…

— Вот и отдай нам баб, воевода!

— Не доводи до греха, воевода, — сами свое взыщем!

— Рассудим так, разлюбезные дети мои. Дворянку пышную берите тотчас же, на закуску как бы. Здорова — выдюжит всех вас туточки, а коли мало ей покажется, на становище ребятушки наши добавят от души. Дочь дворянскую укрепления сил моих телесных да духовных ради жалуете вы мне по доброте своей несказанной. Так ли, родимые?

— Так… пусть так… чего уж тут…

— Тут не перетакаешь…

— Ладно, чего уж… хотя оно… целенькое-то… скуса вовсе иного…

— Ан совладаешь ли один с эдакой молодицей-то, а, воевода? Может, подпереть с бочку-то? Так я…

— Господь подопрет… Он всем опора…

— А девку дворовую? Ее-то кому жалуешь?

— Товариществу нашему, что в городке-становище нас дожидается… Туда же и дворянку потом доставите. Да только живой, ночной потехи ради! А ужо поутру и доченьку ее единоутробную всему нашему товариществу-братству отдам-пожалую. Ладно ли эдак-то, ребятушки?

— Ладно, воевода!

— Что голова на тебе, что язык в тебе, что хвост позади, что… спереди — все с единого черта-дьявола!

— Гуляем, ребята, во славу воеводы нашего!