Моссад. Тайная война

Млечин Леонид

Эдер вздохнул. Мариссель отпустил его руку.

– Пульс вполне приличный. Но надо послушать сердце и кое-что принять. Профилактически.

Эдер его не слушал.

– Прошло столько лет. Представляете, как мы оба изменились с тех пор. Но он узнал меня. Я уверен, что он именно меня искал в церкви. Он знал, что я здесь. Но когда увидел меня, почему-то сразу вышел из церкви.

Мариссель принес из своей дорожной аптечки несколько капсул и налил Эдеру стакан воды.

– Вам нужно отдохнуть и прийти в себя.

Когда Эдер уснул, он пошире раскрыл окна, чтобы

в доме был сквозняк. Свежий воздух и покой – в эти лекарства Мариссель верил свято.

Черил и Мариссель пошли на улицу. Возле дома Герды Шарф по-прежнему было много машин. Но никого не было видно, все собрались в доме. Наверное, приехал нотариус с завещанием, решил Мариссель.

Неожиданно из дома Герды Шарф появился доктор Гебхард. Вид у него был встрепанный.

– А, коллега, – приветствовал он Марисселя, пытаясь пригладить волосы и привести себя в порядок. – Были на похоронах? А я с пяти утра на ногах, еле живой. Даже не завтракал, только выпил кофе с коньяком. Мечтаю домой попасть. А вы главную новость знаете?

– Какую? – спросил Мариссель.

– Герда лишила всех наследства, – вид у Гебхарда был убитый. – Деньги и дом завещала детскому приюту. Вот это сюрприз! Дочь в истерике, сын в бешенстве. Еле успокоил обоих. Будут судиться с приютом.

– Почему она так поступила? – тихо проговорила Черил.

– Это у нее надо бы спросить, – пожал плечами Гебхард.

– Со странностями была дамочка, между нами говоря. Вздорная, возражений не терпела, детей разогнала.

Гебхард ухмыльнулся, и непонятно было, то ли он восхищается необузданным нравом своей бывшей пациентки, то ли осуждает ее.

– Ладно, пойду к Берфельде, – сказал он. – После похорон ему дурно стало, гадость какая-то мерещится.

– Господин Эдер тоже себя плохо чувствует, – сказал Мариссель. – Я дал ему успокоительное. А то у него видения начались, – добавил он с улыбкой.

Гебхард заинтересованно поднял голову.

– И у него тоже?

Он пошел вперед. Потом остановился.

– Берфельде на всякий случай полицию вызвал. Может, попросить полицейского и к вам заглянуть – потолковать насчет видений?

Эдер проснулся к вечеру. Он выглядел отдохнувшим, на щеках появился слабый румянец. Мариссель пересказал ему разговор с Гебхардом.

– Выходит, ваше предположение не подтвердилось. Племянница Берфельде меньше всего выиграла от смерти свекрови.

Они поужинали и перебрались к камину. Но в этот вечер Эдер не был расположен к разговору. Дотянув кое-как до одиннадцати, они разошлись по спальням.

Мариссель проснулся от шума внизу. Стучали в дверь. Он посмотрел на часы: пять часов. Опять что-то случилось?

Он оделся и спустился вниз. В комнате сидели – помимо хозяина – следователь Вессель и доктор Гебхард. За стеклянной дверью маячили фигуры полицейских.

– Хорошо, что вы спустились, – сказал следователь. – Присоединяйтесь к нам: есть тема для беседы, равно интересной всем.

Следователь был хмурый и злой, но не потому, что ему не удалось поспать.

– Только что убит доктор Берфельде, – объяснил Гебхард.

У него был такой вид, словно он вообще

не ложился в эту ночь. Костюм из дорогого материала превратился в тряпку. Глядя на него, Мариссель подумал, что Гебхард просто пьян.

– Как это произошло? – спросил Эдер.

Гебхард посмотрел на следователя, тот кивнул.

– Доктор Берфельде позвонил мне примерно в начале второго. Я только вернулся и начал раздеваться. Он был очень встревожен, просил меня немедленно приехать. Но я не предполагал, что ему понадобится такого рода помощь. Я знал, что у его дома дежурит полицейский. Племянница приезжала к нему вечером, очень нервная барышня. Он дополнительно расстроился. Я вывел машину из гаража и поехал…

– Рассказывайте все, что вы видели, – подбодрил его следователь. – У меня нет оснований что-то скрывать от этих господ.

Гебхард кивнул и продолжал:

– Полицейского я не увидел. Дверь была открыта. Это не похоже на Берфельде. Он тщательно запирал двери и окна. Даже летом. Доктор лежал на полу. Вид его был ужасен. Вероятно, концентрация яда была недостаточной. Он мучился перед смертью. Недолго, но мучился. Рядом с телом лежал расколовшийся стакан. В доме никого не было. Но потом я заметил чьи-то следы на ковре и позвонил в полицию.

– Я дополню картину, – сказал следователь, – хотя это выходит за рамки моих служебных обязанностей. Берфельде не отравился. Судя по всему, это хладнокровно совершенное преступление. Полицейского ударили по голове камнем и связали. На осколках стакана остались отпечатки пальцев, я отправил их в Кельн. Судя по всему, преступник заставил доктора Берфельде выпить яд. Так что это лишь инсценировка самоубийства.

Следователь повернулся к Эдеру:

– Я не случайно приехал сразу к вам. Какое видение явилось вам вчера во время похорон?

Мариссель пожалел о своей откровенности. Наверное, не стоило пересказывать доктору Гебхарду разговор с Эдером. Он может обидеться, хотя в тот момент Мариссель не придал значения словам о «видении» и заговорил о нем с Гебхардом в шутку.

Но Эдер даже и не посмотрел в сторону Марисселя. Он ничего не собирался скрывать.

– Мне показалось, господин следователь, что в церкви и позднее на кладбище я видел человека, который перед войной работал в детском приюте Ахенхоф. Он был столяром, садовником, дворником, словом, занимался всей хозяйственной работой. Прошло столько лет, но я уверен, что это был он, и что он узнал меня. Он очень плохо выглядел. Подумать только, он выглядел как старик. А перед войной был молодым парнем…

– Как его звали? – следователь буквально впился взглядом в Эдера.

– Ганс. Фамилии не знаю. Все называли его по имени. Приятный добродушный парень, но со странностями, малоразвитый. В другом месте, возможно, его бы не стали держать, но приют был католическим, кто-то назвал парня Божьим человеком, и Ганса взяли на работу.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Перед началом войны с Россией, когда приют закрыли, а епископ произнес свою знаменитую речь.

– Вы его больше не встречали? Ничего о нем не слышали? Вспомните, пожалуйста.