Мост душ
Шрифт:
— Магия? — говорю я, думая о волшебниках и заклинаниях.
— Возможно, «сила» — более подходящее слово, — говорит он, возвращая очки снова на переносицу. — Та часть силы, которая связывает людей и место. Новоорлеанское вуду пропитано историей, болью, как и весь город.
— Считается, что сила Лаво обитает здесь, — говорит мама. — Спустя долгое время после её смерти, люди приходили сюда просить помощи, отмечая свою просьбу крестиком. — она показывает на крестики, нарисованные мелом. — Если Лаво выполняет желание, люди возвращаются, чтобы обвести крестик кружочком.
Убедившись, что вокруг нескольких крестиков есть кружочки, у меня возникает мысль, что если попросить Мари Лаво
— Не ошибись, Кэссиди, — говорит он. — Это не то же самое, как загадать желание. Ты ведь видела магазины в квартале, которые продают талисманы на удачу, любовь и благополучие, да?
Я киваю.
— Большинство для туристов. Вуду — это не просто зажечь свечку или купить амулет. Это сделка. Смысл в том, чтобы отдать что-то, чтобы получить желаемое. Нельзя получить что-то, не пожертвовав чем-то.
Я вспоминаю карты таро.
Более или менее.
Нет способа одержать победу, не проиграв.
Съёмочная группа двинулась к следующей могиле. Лукас идет за ними, а я следую за ним, прежде чем понимаю, что Джейкоба нет рядом. Я оглядываюсь на могилу Мари Лаво и вижу его, присевшего на корточки и рассматривающего подношения, и мне становится любопытно, от чего же мне придётся отказаться, чтобы выиграть.
* * *
На полпути к Сент-Луис № 2 начинается дождь. Ленивая морось, больше напоминающая туман. Я прижимаюсь к каменному ангелу, его крылья достаточно широки, чтобы я не промокла, но Джейкобу не нужно беспокоиться о том, что он промокнет. Он стоит на крыше соседнего склепа, запрокинув голову назад, словно наслаждаясь бурей. Дождь проходит сквозь него, но, клянусь, он слегка изгибается по краям, очерчивая линии его распущенных светлых волос, узких плеч, вытянутых рук.
Я поднимаю фотоаппарат и делаю снимок, гадая, удастся ли мне уловить очертания мальчика, раскинувшего руки под дождем. Джейкоб замечает камеру и улыбается, а потом поскальзывается, почти теряя равновесие. Он восстанавливает равновесие, но под его ботинком отваливается черепица. Она скатывается с крыши и падает на землю, прерывая одну из маминых историй. Все оборачиваются на звук.
Джейкоб морщится.
— Извините! — кричит он людям, которые его не слышат, а я лишь качаю головой.
Я не думаю о том факте, что призраки не должны быть способны мокнуть под дождём или сбивать черепицу с крыш. Я не думаю о том, что произойдет, если он продолжит становиться сильнее. Я не думаю о том, что это значит для Джейкоба, для нас. Я не думаю ни о чем, кроме как не думать об этом. И это «не думать» звучит достаточно громко, чтобы Джейкоб посмотрел на меня и поморщился. Я благодарна, когда приходит время двигаться дальше.
Мы берем такси до Сент-Луиса № 3 (я хотела воспользоваться каретой, запряженной лошадьми, но, очевидно, они не выезжают за пределы Французского квартала), а оттуда на кладбище Метери, довольно обширное, которое раньше было ипподромом. Если я прислушаюсь, то смогу услышать стук копыт, порыв ветра за спиной. Мне требуются все мои силы, чтобы не пересечь Вуаль, просто чтобы увидеть призрачных гонщиков по ту сторону. Но сопротивляться стало легче после того, как папа сказал, что трасса использовалась в качестве лагеря конфедератов во время Гражданской войны. Не удивительно, что здесь не так тихо.
Но когда мы идем по широким аллеям кладбища, уставленным склепами из светлого камня, что-то притягивает меня. Я поворачиваюсь, ища источник, но все, что я вижу, — это могилы. И все же, теперь, когда я заметила, я не могу избавиться от
Джейкоб смотрит в том же направлении, и на его лице появляется редкая морщинка.
— Что это? — спрашивает он, слегка подрагивая.
Я догоняю Лукаса.
— Привет, — говорю я, понизив голос, поскольку мама и папа ведут съёмку. — Что это там? — спрашиваю я, указывая в направлении буксира.
Лукас открывает карту на своем телефоне. Я прищуриваюсь, вглядываясь в сетку улиц в поисках другого кладбища или памятника, чего-нибудь, что могло бы объяснить этот жуткий розыгрыш, но там ничего нет. Просто жилые окрестности. Квартал за кварталом обычные дома тянутся до самого озера Пончартрейн. Бескрайнее водное пространство пересекал только длинный тонкий мост. Я помню, что папа рассказывал про этот мост. Он сказал, что там не водятся привидения, но тогда, должно быть, существует множество историй о привидениях, которых мои родители не знают, о которых они не слышали. Но мы слишком далеко от озера и моста, чтобы это могло быть призрачное тук-тук-тук.
Лукас убирает свой телефон, но мое внимание продолжает возвращаться к странному притяжению. Я подношу камеру к глазу, перемещая фокус туда-сюда, как будто это покажет мне источник притяжения, но все, что я вижу, — это размытые надгробия. Я все еще смотрю в видоискатель, когда мама кричит:
— Вот и все! — и пора уходить.
* * *
Мы все вместе перекусываем в Садовом Квартале, где все дома покрыты испанским мхом и выглядят как уменьшенная копия Белого Дома, гордые и с колоннами. А затем идём к Лафайету, который очевидно лишь Лафайет № 1 (тут и в самом деле не заморачиваются с названиями кладбищ, но я полагаю, когда их сорок два, исчерпать варианты довольно легко). Дождь прекратился, но тучи всё ещё висят довольно низко, словно он может начаться снова в любую секунду. Мир серый и полон теней.
— Для такого яркого города, — говорит мама, — людям нравится проводить время с мёртвыми.
И судя по её голосу, вот-вот начнётся история. Камеры следуют за ней вдоль ряда гробниц, а мы идём следом.
— Несколько лет назад, здесь, в отеле, в Садовом Квартале, остановилась пара, затем они решили прогуляться после обеда, чтобы осмотреть это кладбище.
— Так же как и вы, — добавляет Джейкоб.
Мама улыбается, словно слыша его.
— Кому-то такой способ провести день может показаться странным, но люди приезжают отовсюду только для того, чтобы пройтись по этим кладбищам. К ним относятся как к художественным галереям, музеям, историческим экспонатам. Некоторые приходят сюда учиться или же просто отдать дань уважения мёртвым, но другим просто нравится бродить среди склепов.
Её шаги замедляются, по мере того, как она говорит.
— По пути пара встретила молодую женщину, которая путешествовала одна, и она спросила, не знают ли они как добраться до кладбища Лафайет.
— Ты можешь пойти с нами, сказали они. Мы сами идём туда.
— И все трое отправились в путь вместе: пара и молодая женщина, которая назвалась Аннабель. Они гуляли, болтали и наконец добрались до ворот Лафайета, и направились гулять туда, любуясь старинными могилами.
В маминых историях легко потеряться. Я выросла на них, и конечно, на сказках, которые она рассказывала мне перед сном, которые были ещё страшнее, чем эта история. Но мне нравится слушать как она рассказывает. Теперь она подходит и останавливается перед одним из склепов.