Мост душ
Шрифт:
— В какой-то момент пара поняла, что женщина отстала от них и скорбно смотрит на одну из могил. И поэтому они подошли к ней и спросили: «Ты кого-то узнала? Это могила твоего знакомого?»
— И женщина улыбнулась и указала на могилу.
Мама рассеянно тянется к двери склепа.
— И она сказала: «Эта могила моя».
Мурашки пробегают у меня по коже, а Джейкоб складывает руки на груди и пытается выглядеть так, будто он не совсем напуган, когда мама рассказывает дальше.
— Пара проследила за ее взглядом и увидела, что имя на камне было Аннабель. И к тому времени, как они оглянулись
Мамина рука все еще висит в воздухе, словно тянется к могиле. Я делаю снимок до того, как ее пальцы разжимаются, и я знаю, еще до того, как закончу снимать, что этот снимок будет моим любимым.
Папа становится рядом с мамой.
— Некоторые истории о призраках похожи на сплетни, — говорит он, принимая на себя роль скептика. — Передаваемые от человека к человеку. Кто знает, правдивы ли они? Но вот следующее кладбище место обитания чего-то более…осязаемого.
— Вот радости-то, — произносит Джейкоб, когда камеры выключаются и мама говорит, что пора отправляться на Сент-Рош.
К тому времени как мы туда добираемся, она едва ли не прыгает на месте, это место она очень ждала. Снаружи Сент-Рош выглядит как довольно обычное кладбище, чего я обычно не говорю. Вообще-то я видела не так уж много кладбищ, прежде чем моим родителям не пришло в голову стать Исследователями. Но за короткий период наших путешествий и паранормальных исследований, я прошла сквозь милю костей и кладбища были настолько большие, что им требовались указатели, как на улице, меня выгоняли со склепов, я падала на изломанные тела и кости, и даже выбиралась из свежевскопанной могилы.
— А мы даже не побывали и в пяти намеченных местах сегодня, — говорит Джейкоб.
Мама хватает меня за руку и тянет через ворота, и я ощущаю обычную тишину без привидений. Ну, или, по крайней мере, здесь их гораздо меньше. Я оглядываюсь на ряды каменных памятников и склепов, думая в чём же здесь соль. А потом мы входим в часовню.
— Ой, святый Боже, нет, — произносит Джейкоб рядом со мной.
— На что я смотрю? — интересуюсь я, хотя я не вполне уверена, что хочу знать.
Похоже, что в комнате полно частей тела. Руки и ноги. Глаза и зубы. К стенам приделаны ноги, на полу куча костей. Над столом висит рука и похоже, машет мне. Мне требуется секунда, чтобы понять, что все эти части тела ненастоящие, они сделаны из пластика, штукатурки и потрескавшейся краски. У меня сжимается желудок.
— Святой Рош, — объявляет мама. — Покровитель здоровья. Неофициальный покровитель использованных протезов.
По часовне проносится ветерок и искусственное колено поскрипывает.
— Некоторые довольно символичны, — объясняет мама. — Рука для тех, у кого проблемы с запястьями. Колено для тех, у кого болят суставы. А прочие отдают в знак благодарности. Люди приносят их, когда они им больше не нужны.
Я оглядываю святилище. На меня в ответ пялится стеклянный глаз, широкая голубая радужка затуманилась от времени. В этом месте нет призраков. Оно просто жуткое.
Я выхожу из часовни, чтобы освободить место для съемочной группы, поскольку места мало и потому что мне не хочется быть окруженной частями тела, даже если они ненастоящие. Мы с Джейкобом бредём по тропинке,
Гремит гром и собираются тучи с прогнозом на скорый дождь, и Вуаль едва ощутима за влажным воздухом. И на мгновение я чувствую, как расслабляюсь. А потом я оглядываюсь и понимаю, что в отличие от Сент-Луиса № 1 или Лафайета, здесь совсем нет туристов, нет групп, которые бы толпились у склепов. Кладбище вокруг пустынно. И я вспоминаю о предупреждении Лары.
Оставайся со своими родителями… Не отделяйся от толпы.
— Джейкоб, — тихо произношу я.
Но когда я поднимаю голову и оглядываю крыши склепов, я не вижу его. Пульс учащается, рука скользит к зеркальному кулону на шее.
— Джейкоб! — зову я громче.
Я вижу краем глаза, как что-то движется и поднимаю зеркало, когда вижу майку с супергероем и светлые лохматые волосы.
— Что? — спрашивает он, пятясь от моего кулона. — Можешь его убрать?
Я вздыхаю с облегчением.
— Ага, — говорю я, дрожащим голосом. — Конечно.
Мы возвращаемся к мрачной часовне и её жутким подношениям в виде рук, глаз и зубов. На полпути воздух меняется. И поначалу я думаю, что это из-за непогоды. Быть может, из-за внезапного холода, но ветер стихает и наступает жуткая тишина — вроде бы всё хорошо. Но я знаю, что это не так.
Я уже ощущала это прежде. На станции в Париже. В комнате сеансов в отеле. Единственное слово, которым я это могу описать — скверно.
Здесь очень и очень скверно.
Я оглядываюсь, но не вижу ничего странного. Я поднимаю камеру и снова оглядываю кладбище в видоискатель. Я вижу лишь могилы.
А затем нечто скользит меж ними.
В видоискателе это… пустота. Пустота. Сплошной мрак. Пятно, чёрное, словно неэкспонированная плёнка, в точности как я видела на площади Арм. Когда я опускаю камеру, тьма обретает форму. Руки и ноги в чёрном костюме, широкополая шляпа надвинута на лицо, которое вовсе не лицо, а бледная, как кость, маска, тёмные провалы на месте глаз. Рот, сложенный в кривой усмешке. Эмиссар Смерти протягивает мне руку, пальцы в перчатке разжимаются.
— Кэссиди Блейк, — произносит он голосом, похожим на хрип, шепот и шелест. — Мы нашли тебя.
Глава одиннадцатая
— Беги, Кэссиди! — кричит Джейкоб.
Но я не могу.
Когда я пытаюсь это сделать, ощущение такое, словно я протаскиваю руки и ноги по ледяной реке. А когда пытаюсь дышать, в горле ощущается вкус реки. Ноги приросли к земле, взгляд прикован к Эмиссару, и я не знаю, из-за страха это или же всему виной какое-то заклинание, не могу пошевелиться. Всё на что я способна, сжать в руках камеру.