Мост к людям
Шрифт:
Я помню одно многолюдное совещание в ЦК ВЛКСМ, в котором участвовало много писателей, в том числе и Фадеев. Именно на этом совещании ответственный работник ЦК впервые рассказал о молодогвардейцах и огласил документы, которые касались их деятельности в Краснодоне. Речь шла о том, чтобы писатели воспользовались этим материалом и попробовали написать. Я помню также, как, услышав предложение, один писатель произнес:
— А почему я должен писать именно о них? В наше время мы ежедневно узнаем о таких героях!
На совещании выступило много людей — обсуждали,
Но прошло не так уж много времени, и все убедились, что по-настоящему прочувствовал все величие этого материала один лишь Александр Фадеев. Мне кажется, что молчал он тогда потому, что был потрясен. Чем? Не поразительной ли схожестью всего, о чем он узнал, с тем, что ему самому довелось пережить? И действительно, разве не напоминает героическая юность молодогвардейцев молодость самого Фадеева, его жизнь и борьбу? Ведь разные тут только время и место действия; факты и главным образом то, что составляет их сущность, почти не отличаются.
Взять хотя бы гибель Олега Кошевого в шурфе донецкой шахты — разве не похожа она на гибель Сергея Лазо в топке паровоза, куда его бросили японские самураи? А Лазо ведь был соратником и другом Фадеева, и если трагическая смерть настигла не самого Александра Александровича, а его боевого побратима, то это просто случайность, не более. Там дальневосточные, а здесь донецкие юноши; там японские, а тут немецкие оккупанты… В обоих случаях нечеловеческая жестокость захватчиков, в обоих случаях справедливая и беспощадная борьба против них…
Да, Фадеев молчал только потому, что был глубоко потрясен значительностью того, что перед ним открылось. Как глубоко талантливый человек, он ясно почувствовал, что героическая история молодогвардейцев — его тема: в ней его жизнь. И он написал именно автобиографический роман; те, кто не заметил этого, на мой взгляд, мало что поняли в романе «Молодая гвардия».
Это, конечно, не означает, что писать следует лишь о том, что ты лично пережил. Писать можно обо всем, но только при условии, что выбранный материал способен лучше всего выявить твой личный жизненный опыт.
Случай с «Молодой гвардией» и ее автором, как видите, представляет собой классический пример творческого взаимораскрытия: событие, отобранное Фадеевым для своего романа, помогло нам глубоко понять духовный и идейный мир его писательской души, а его писательская душа нам помогла ощутить величие и гражданскую значимость избранного им жизненного события.
Конечно же Фадеев говорил правду: нужен талант, чтобы открыть свой материал, — материал, на котором писателю посчастливится создать то, ради чего он родился и живет на свете.
5. ПОЗИЦИЯ ХУДОЖНИКА
Как-то вечером стояли мы втроем на улице. Вдали, на противоположной стороне, шла женщина и держала в руке что-то похожее на корзинку.
— Видите, как она осторожно ступает? Наверное, яйца несет из магазина, — сказал один из нас.
— А я уверен, что
— Давайте посмотрим, — предложил я.
Мы перешли на другую сторону и медленно направились навстречу женщине.
То, что мы увидели, удивило и поразило нас. Оказалось, что в руке у нее была вовсе не корзинка, а белая пластмассовая коробка с ручками и несла в ней женщина не яйца и не молоко, а маленького ребенка, который спокойно себе спал, покачиваясь в осторожной материнской руке, словно в люльке.
— Вот это да! — восторженно воскликнул первый, когда женщина отдалилась.
— А у меня было создалось впечатление, что… — беспомощно пробормотал другой.
— Вот видите, чтобы судить о чем-нибудь, нужно подойти к фактам впритык! — засмеялся я.
Все трое мы принадлежали к писательской братии, и неожиданная встреча с изобретательной женщиной невольно навела нас на разговор: что такое правда в жизни и правда в искусстве; как должен к ней подходить писатель, чтобы по-настоящему познать ее; как отображать жизнь, чтобы вместе с писателем верно познавал ее и тот, кто будет читать книгу?
Первый сказал:
— Для образа этой женщины не имеет особенного значения, что именно она несет. Важно то впечатление, которое она производит своей напряженной позой, отражая собственное внутреннее состояние.
— А может ли поза рассказать нам о том, что женщина думает и переживает? — спросил другой.
— Это зависит только от того, что женщина несет! — сказал я. — Неужели она думала и чувствовала бы то, что и теперь, если бы в своей коробке несла яйца или молоко, а не собственного ребенка?! Разве ее состояние и ход мыслей не обусловлены именно этим?
Наблюдая человека со стороны, изучая его лишь по сумме впечатлений от внешних признаков, мы часто допускаем ошибку, которой нельзя избежать, когда точно не знаешь, что именно обусловливает его поступки и действия. Если бы мы начали рисовать образ этой женщины, исходя только из того, что нам показалось издали, то создали бы портрет женщины вообще, а не образ матери; образ человека в юбке, а не женщины, поглощенной заботой о самом дорогом в мире для нее — о своем ребенке; некое обобщение, доведенное до абстракции, за которой не видно главного — внутренней сущности. Это все равно, что, рисуя насекомое, не интересоваться, муха перед вами или пчела, и таким образом игнорировать главное — добывает она мед или только потребляет его.
Приблизительное представление — это правда слепых, которая превращается в полную неправду для человека зрячего. Потому что для того, чтобы, имея ясные глаза, видеть не все, нужно сознательно отвернуться, то есть слукавить. Можно возразить: глаз имеет ограниченные возможности, с определенной точки он в состоянии видеть только лишь определенную сторону вещей. Но существует и такая точка зрения, с которой вещь можно постичь полнее всего. Для писателя это его гражданская позиция. Только верно выбрав ее, можно увидеть жизненный факт во всех его проявлениях.