Мой декаданс

Перминов Алексей Александрович

«На озере розовом вырежу звездами...»

III

На озере розовом вырежу звездами Я милое имя на всех языках. Чтоб грезы мои тебе в небе грозами Напомнили наш первый грех, первый страх. Кровавый рассвет воскресит краски радостно Подобием смерти, разума спазмами. И стрелами солнце отправит безжалостно Отсутствие знания в область маразма. Вживаясь по памяти в бред жизнью прошлою, Когда в счастье жаром, как Феникс, гореть, Что доза, где больше, чем страшно положено, Улиткой по лезвию лесть через смерть. Тоска, что казнит без суда, шутя душит. Меня слушал

ветер, а дождь вытер нож. Уже раскидав на кусочки по лужам, Ничто гонит в прах. Во спасение ложь. Тоска ведет счет не днями и цифрами, Не тылом бутылок, постылых, пустых, Не химией слез, не слепыми молитвами. Тоска - роды правды, что втиснута в стих.

Болезнь

Запачкать кровью белый снег. Бродить, как терпкое вино. Сломать у дерева побег. Подняться и упасть на дно. Родиться вновь, пройдя сквозь смерть. Сойти с креста, весной воскреснуть. И спеть, когда по телу плеть, Аккомпанемент ударам - песню. Как ненавижу этот страшный зуд и боль, Когда быт телом давит мне на душу. Когда страх сыплет мне на раны соль, Закрыв руками рот, глаза и уши. И в раз, которому уж нет числа, Душа вступает на обратный путь. Подобно, как закончится зима, Болезнь отступит и осядет муть.

Страсть

Пьяная страсть вяжет, Рот откровением рвет. Гнет алкогольного стажа Сеет тебя и жнет. Карами время колет Плоть, твой настрой жует. Кто тебе пишет роли? Кто за тебя трезвым лжет? Паузы пропасти скалят, Скорости смертью растут. Память картинами валит Мозг, где другие живут. Помню, бежал по полю. Воля за мной гналась. Пуля пробила болью, Вытравив в травы страсть.

«Неловко оскалившись после нектара...»

Неловко оскалившись после нектара, Я в тар-тарары разбиваю стакан. Стакана мне много, осколков мне мало. Сегодня я трезв, что б сказать, что я пьян. Я что-то сказал и от слога качаюсь? Отчалил плевок вместо подписи в дол. Я тверд, словно грифель, но все же ломаюсь. Как ломаный грифель крошусь я на пол.

Клеопатра и Колумб

С. и А.

Катится в мрак Клеопатра, Колумб - за нею, искать. Дождь за окном манной каплет. Обоим им ночью не спать. Снова Колумб жив в походе. Лестницы, лифты, леса... Маятся в мятой погоде Морем к земле, небеса. Компас мутузит по кругу Стрелку заветных шагов. Север сеамничит югу. Здравствуй, Колумб! Будь здоров! Выплывут двое лишь утром, Держась за солнечный свет. Живет Клеопатрой, Колумбом Растаявшей ночи скелет.

«С апломбом королевско-шутовским...»

I

С апломбом королевско-шутовским, На череп втиснув ржавую корону, Люблю встречать просителей нагим Из снов пришедших, пьяных, к мраку трона. И снова оргий хоровод вокруг, И грех, и всемогущество, и свежесть. В объятьях миллиона глаз и рук До петухов в отраве адской нежусь.

«Слова

раскручивая вяло...»

II

Слова раскручивая вяло, Язык змеится под корягу. И зубы обнажая жалом, Народу шут дает присягу.

Я

Я - грехи и свастика, Я - на асфальте грязь. Попробуй меня ластиком, Попробуй грязь закрась. Попробуй меня выдержать. Попробуй, не убив, Без крови сердце вырезать, Подохнуть, полюбив.

Есенин

Теперь подымись. Одевайся. Беги к доброй матушке. Плачь. Кляни меня - черта - и кайся, Что барин был груб и горяч. Отныне забудешь игрушки. С крапивы огнем спину жжет. И слезы смывают веснушки, И чибис несладко поет. Засыпят снежинки крылечко, Молва детство скоро убьет. Но, может, поставишь ты свечку, Когда меня дьяк отпоет.

«Гротеском истерии гений реет...»

Гротеском истерии гений реет. Гнеет в регате пузом вокруг смерти. Распорками вселенной ветра веют. Качают головы дары - удары плети. Ждать направлений, выбирать - не сложно... Все цели - море. Карты мелей скрыты. Вода правдива ложью, правдой ложна. Время утопшими всласть дремлет сыто. Нет образов из бездны безобразных. Сыскавших скорбный скарб размытых былей, В обглоданных мощах и в душах разных. Не эти пыли были прежде львы ли?

«Заранее предупрежу я вас о ранах...»

Заранее предупрежу я вас о ранах. Старайтесь, что получите, понять. Не будет здесь ни правых, ни неправых, Кто прав, пока дерутся, не узнать.

«Смогу ли я боле...»

Смогу ли я боле Терпеть боль неволи, Или выберу холод И голод раздолья? Смогу ли есть хлеб Вместе с слезной солью? Иль станет мне домом Бескрайнее поле?

Есенин

Есенин. Рука в бирюзе. Качаясь у грязной стены, Дальтоник рисует стихи Пастелью порезов в руке. Бечевка уже на мази... В окошке встает медный шар И льет свой змеиный нектар. Кадык заиграл взаперти.

Я был уверен

Я был уверен, что летать так просто, И вышел за окно, как в дверь. Раскинув руки, ногами в воздух, Разглядывая на асфальте смерть. И разглядеть ее хотелось лучше. Я стал все ближе подлетать. Объединив землю, тело и душу, Прилег с ней рядом, больше чтоб не встать. Вот и все, вот мой последний вздох. Что жалило меня, осталось позади. Счастье или боль мне приготовил Бог? Встретит ль он меня в конце пути? И будет ли лучше там Моей калечной душе? Ты сможешь узнать и сам, Когда там зайдешь ко мне.