Мой дом – СССР
Шрифт:
Ранним утром много людей собралось за околицей, где и начинались колхозные луга. В основном была молодёжь. Парни и девчата не скрывали радости от возможности собираться вместе. То и дело слышался чей-то заливистый смех, кто-то пробовал пропеть куплетик частушки, многие просто оживлённо-радостно разговаривали. Мы все были в восторге от того, что будем работать вместе почти целый месяц, пока не скосим всю траву и не уберём высушенное сено. Сенокос – это кульминация состояния души деревенской жизни. Поэтому, наверное, мы с Геркой ещё в подростковом возрасте влились в этот восторженный мир, мир добра и радости с запахами скошенной травы, сухого
Вот и бригадир появился. Привёз с собой на повозке флягу в целых пятьдесят литров прохладной колодезной воды. Люди тут же потянулись за водой – кружка воды лишней не будет.
– Кто с похмелья, тому без очереди, – пошутил наш бригадир. – Пейте, пейте, я потом ещё привезу.
Так, шутками-прибаутками народ постепенно начал становиться друг за другом на покосы, и пошло раздолье. Мигом стихли все разговоры, только слышен был синхронный звук железных кос, режущих луговую траву, ещё мокрую от утренней росы. Вжи-и-ик, вжи-и-ик! – ох как приятно слушать эту музыку лета, наполняющую душу какой-то непонятной радостью и в то же время некоторой грустью от понимания соединения настоящего времени с долгим прошлым, что из года в год веками повторяется.
– Генка, не отставай! – крикнул мне Герка.
Мы оба шли двумя широкими покосами друг за другом. Эх, удаль молодецкая – посторонись! Наши косы в привыкших к ним руках то взлетали, то вонзались в густую массу зелёной травы, вовремя огибая небольшие муравейники, встречающиеся на пути.
– Я-то не отстану, ну а всё-таки пора бы и передохнуть, – я стёр с лица крупные капли пота.
– Перерыв! – громко объявил своим задорным голосом бригадир.
Это объявление было вовремя. Все как подкошенные попадали на свежескошенную траву. Ох, как же это здорово – поваляться на душистой травке! Я лёг на спину и растянулся во весь рост, давая расслабиться мышцам и всему телу.
– Как же хочется послушать разные истории!.. – вдруг прервала всеобщее молчание Галина, моя двоюродная сестра, своими красивыми глазами обводя сидящих рядом. Галина была кумиром нашей деревенской молодёжи. Прекрасная певица, танцовщица, с изумительным станом и красивым лицом, она была необыкновенно очаровательной девушкой.
– Игнат, начни первым, у тебя хорошо получается, – продолжила она, обращаясь к моему соседу по дому Игнату. Мы все знали, какой он сказочник и весельчак, и народ тут же с интересом засуетился.
– Давай, давай, Игнат, вспоминай, пока молодой да красивый, – подшучивали женщины.
Игната не надо было просить дважды. Симпатичный коренастый парень, с твёрдыми рабочими руками, а лицом похожий на знаменитого киноактёра Никулина, мог часами рассказывать разные байки и небылицы, от серьёзных и даже страшных до таких весёлых, что люди смеялись до икоты.
– Это было давно, – начал Игнат. – Женщины из нашей деревни пошли на сенокос довольно далеко на лесные луговые поляны, ну, вы знаете, где за песчаными холмами вдоль речки тянется заросшая во многих местах ивняком долина…
Все знающе закивали головами.
– И среди них были моя бабушка и Генкина бабушка, которые и рассказали эту историю. Косили они до самой темноты и остались ночевать в двух шалашиках, построенных ещё днём. Поужинали уже в лунных сумерках и улеглись спать. Вдруг из темноты послышался звук лязгающего металла. Звук постепенно приближался и уже был почти рядом, и это заставило
Так Игнат закончил свой рассказ, а все слушатели сидели, затаив дыхание и переваривая услышанное, вновь и вновь возвращаясь к рассказу.
– Подъём! – резкий окрик бригадира вернул нас к действительности. Все засуетились, вновь принимаясь за работу. Надо было быстрей забыть пугающий немного рассказ Игната. Так вот, то работая до пота, то слушая разные байки, мы и закончили первый день сенокоса. Перед уходом домой, когда солнышко шло к закату, я оглянулся на наши луга со скошенной травой, которые заполнялись новым, вечерним ароматом, и вспомнилась мне красивая песня, которую я недавно пробовал сыграть на гармошке:
Месяц спрятался за рощу,Спят речные берега.Хороши июньской ночьюСенокосные луга.Если сказать, что школьные годы пролетают быстро, как обычно говорят все, то это ничего не сказать: они просто проносятся, как снежная лавина с высоких гор, напористо, в бешеном темпе, увлекая с собой тебя, твоих друзей в ритм приобретения новых познаний, в круговорот новых событий, к новым свершениям. Только что начал ходить в школу, а теперь уже и заканчиваю.
Правда, оглядываясь назад, начинаешь ощущать длительность этого полёта. «Нет, наверное, всё-таки не как снежная лавина, – подкрадывается в сознание, – а чуть помедленнее, ну, как табун лошадей, идущих на водопой медленной рысью». Начиная просматривать в своих воспоминаниях школьные годы, с удивлением обнаруживаешь огромное количество уже порядком забытых, когда-то казавшихся обыденными, разных маленьких и больших происшествий.
Очень хорошо помню, как родители собирали меня в первый класс. Одели в костюмчик чёрного цвета, белую рубашку, небольшого размера соломенную шляпу, а в довесок к этому наряду вложили блестящую папину авторучку в нагрудный наружный карман костюма. Тогда ещё в школах ученики не носили школьную форму, ставшую обязательной позже, и мой наряд, естественно, вызвал живой интерес. Меня тут же обозвали Профессором, и это прозвище держалось аж до четвёртого класса, пока я не спел со сцены клуба на одном из школьных концертов песню «Орлёнок», после чего мне дали новое прозвище – Орлёнок.
А вот ещё, уже во втором классе, на перемене заигрались в партизаны: в занесённом снегом школьном саду выкопали пещерку в снежном сугробе и просидели там почти половину следующего урока. Естественно, следующую половину пришлось простоять у классной доски за такую провинность. Такая же участь постигла нас, когда в третьем классе на большой перемене сходили искупаться на ближайший пруд и пропустили почти весь урок. Казалось, гнев нашей учительницы, Анастасии Михайловны, не будет иметь границ, но всё как-то и это пережили.