Мой личный чародей

Анненкова Ирина

— И что я должна сделать? — подозрительно спросила я у парня, глядящего на меня сияющими глазами. Нет, в самом деле? Может, надо пожать клену ветку?

— Просто приложи к нему свою ладонь, — попросил эльф, — и тогда мой двойник запомнит ту, которой я обязан жизнью. Ну, смелее!

Я осторожно прикоснулась к теплой, словно бархатной поверхности ствола — и изумленно ахнула. Кора под моими пальцами ощутимо нагрелась, и я почувствовала мягкий толчок доброй силы, которой дерево приветствовало меня.

— Он признал тебя! — ликовал Аллардиэль, благодарно прикасаясь кончиками тонких пальцев к своему клену, благожелательно

шелестящему белесой листвой, над которой краски осени были не властны.

— Что значит — признал? Он что, теперь и моё дерево тоже?

— Нет, — извиняющимся тоном ответил эльф, — вот это вряд ли. Но, ты знаешь, а ведь всё может быть. Я не имею в виду именно это растение. Но если ты почувствовала отклик одного из них, то, вполне возможно, что рано или поздно ты повстречаешь своего двойника. Ты просто ходи, разговаривай с деревьями, дотрагивайся до них.

— И что?

— Ты сама ощутишь, когда это произойдет. Это сложно описать, но такое ни с чем не спутаешь.

— И что потом?

— Славка, — серьезно сказал Ал, — ты тогда почувствуешь, как это хорошо, когда у тебя есть своё дерево! Сможешь пользоваться его энергией, начнешь постигать магию леса! Это же здорово!

Точно. Здорово. Просто замечательно. Мне сейчас для полного счастья только сторонней силы и непривычной магии не хватает.

Однако я и не заметила, как у меня быстро вошло в привычку прикасаться на ходу к каждому дереву на своем пути. Точно так же делали эльфы, ещё не встретившие своего лесного двойника…

После того, как мы посетили рощу благородных белых кленов, Аллардиэль взял пару рослых тонконогих эльфийских коней и отвез нас со Степкой посмотреть на ухоженные поля и сады, которыми славились земли Священных Деревьев. Прежде Ал уже рассказывал мне о том, что единственная доступная остроухим магия — это способность говорить с растениями, или, как её ещё иногда называют, магия леса. Травы, деревья и кустарники охотно подчинялись Перворожденным, и эльфы, по нескольку раз в год без особых усилий собирая прекрасные урожаи, успешно торговали овощами и фруктами со своими соседями, причем никакие типично селянские беды вроде засух, недородов или прожорливых жуков их не трогали. Взамен же они получали скот с орочьих пастбищ и теплые шерстяные ковры орочьего же изготовления, строительный камень, медь, железо и самоцветы, добываемые гномами, как лесными, так и горными, а также меха и кожи, в выделке которых не было равных кентаврам. Кроме того, старшие народы охотно покупали у эльфов их целебные сборы, настои и эликсиры, а также оружие, домашнюю утварь, ткани и гобелены потрясающей красоты и изящества.

Как-то раз Ал решил показать нам загадочные приграничные пущи, которые на первый взгляд представляли собой довольно широкую полосу самого обычного, хотя и очень густого леса, окружавшего земли эльфов. Через каждую дюжину-другую верст деревья расступались, образуя длинные проходы, на входе и на выходе бдительно охраняемые стражей, очень серьезно относящейся к своим обязанностям. Так как мы пришли вместе с Алом, нам всё-таки было позволено пересечь границу Священного Леса. Правда, один из стражников, ничуть не смущаясь, принялся за нами подглядывать, не очень старательно маскируясь под молодой дубок.

— Хочешь, одну штуку покажу? — плутовато спросил эльф. Оттащив меня подальше от любопытного "деревца",

так, что оно больше не могло за нами шпионить, не покидая боевого поста, мой друг предложил: — Ну-ка, попробуй пройти через лес.

Я пожала плечами. Лес, конечно, был густой, с разросшимся подлеском, но и только. В чем подвох-то? Я развела руками тонкие стволы орешника и шагнула вперед. Ой! В тот же самый миг деревья и кустарники (среди которых, кстати, росло полным-полно покрытых шипами барбариса и боярышника!) настолько плотно переплели свои ветви, что пройти сквозь эту живую колючую стену не сумел бы даже не особо крупный заяц.

Степан всё же предпринял свою собственную попытку. Что ж, мы быстро поняли, что там, где не проскочит заяц, не пролезет и кот. Однако неплохо эльфы сумели позаботиться о своей безопасности!

Когда мы со Степкой окончательно убедились, что враг тут точно не пройдет, Аллардиэль удовлетворенно вздохнул, провел руками по тому самому месту, где до этого тщетно пыталась пробраться я, и на наших изумленных глазах подрост покорно подался в стороны, давая нам дорогу. Следуя кивку нашего остроухого провожатого, я, крепко прижимая к себе подозрительно сопящего кота, последовала за эльфом. Сразу за моей спиной заросли начали смыкаться. Через несколько шагов я поняла, что попала в самый настоящий плен. Кустарники вокруг нас были настороже, и если к Алу они явно благоволили, то на любое мое движение с готовностью щетинились тысячей колючек.

— Ну что, впечатляет? — довольным голосом поинтересовался эльф, в чьи лопатки я была вынуждена буквально уткнуться носом, чтобы не вводить в искушение воинственную флору.

— Вполне, — кивнула я спине и уточнила: — Так что же получается, приграничные пущи чужих не пропускают, а эльфов — с милой душой?

— Совершенно верно, — ответил Ал. Теперь мы стояли, окруженные неестественно плотными зарослями рябины. — Только эльф может пройти пущи в любом месте. Все остальные — лишь через сторожевые посты.

— Всё ясно, — хмыкнула я. Магия моя, конечно, была давно и надежно утоплена в том эликсире, что исправно готовил для меня магистр Бранниан, но… — А ну-ка, подержи Степана.

Под удивленным взглядом загордившегося было ушастика, я порылась в карманах куртки и после серьезных раскопок извлекла на свет мятый сверток с творожным сочнем. Матушка Аллардиэля пребывала в стойкой уверенности, что девочка, то есть я, неправильно питается, и старалась меня закормить почище моего домового Микеши. Разломив печево пополам, я, присев на корточки, аккуратно положила его рядом с собой. Затем прижала ладони к влажной листве, плотным ковром закрывавшей землю, ощутила теплое дружелюбное дыхание своей, пусть мне сейчас и недоступной, стихии и тихонько прошептала:

— Батюшка Леший, не побрезгуй угощением, сделай милость! Дай своё благословение дочери земли и леса! Прими, как друга! — а потом выпрямилась и поклонилась в пояс.

Внешне ничего не изменилась: деревья не начали исступленно махать ветвями, из чащи не выскочил сам лесной хозяин и не бросился с разбега мне на шею. Однако нечто неуловимое подсказывало мне, что призыв услышан и вряд ли останется совсем без ответа. Всё свою сознательную жизнь я относилась к лесу, как к старшему брату и защитнику, и научилась чувствовать его настроения не хуже, чем свои собственные.