Мой личный чародей

Анненкова Ирина

Я протянула руку и погладила побуревшую листву. Тоненькая рябинка задрожала под моими пальцами, но не отпрянула, не ощетинилась колючками притаившегося за нею боярышника. Когда же эльф, неуверенно косясь в мою сторону, двинулся обратно к опушке, то кусты и деревья больше не стремились вытолкнуть меня прочь, уже не так торопясь сплестись за моей спиной в непроходимую живую изгородь.

— Как ты это сделала? — изумленно прошептал Аллардиэль. — Они больше не захотели тебе противостоять! Это какая-то магия, да?

Я усмехнулась.

— Да ничего такого я, по большому счету, не сделала. И причем тут магия? Ты же знаешь, что я сейчас и огонька не наколдую.

— Тогда… как?

— Да очень просто. Ты же всё сам видел. Природу и природную нежить обмануть нельзя, глупый! Я была с ними

абсолютно искренна — фальшь или ложь они почувствовали бы сразу. Ну и, конечно, знала, как и что положено сказать и сделать. Понятно?

До сих пор хранивший напряженное молчание Степка довольно завозился на руках эльфа, спрыгнул на землю и сла-а-адко так потянулся:

— Мы, друг Аллардиэль, народ лесной, знаешь ли! Так что, уж не взыщи…

День спустя мой домик почтил своим присутствием правитель Эрвиэль. Черноволосый эльф с насмешливыми фиолетовыми глазами был у меня частым гостем. Ничуть не стесняясь собственной настойчивости, он без устали расспрашивал меня обо всем, что я знала или о чем могла только догадываться, от уклада жизни синедольских селян до хода битвы за Долину Драконов. Пресветлого живо интересовало всё: какие культуры выращивают на полях и в огородах люди, как выглядит столица княжества Преславица, какого рода магию чаще всего практикуют наши чародеи, что представляет собою тот мир, где меня держал в заточении старый Сивелий (Правитель знал, что именно старый чернокнижник, заклятый враг кентавров, похитил меня из Преславицы; впрочем, в подробности своего общения с колдуном я предпочитала не вдаваться), как так вышло, что змеевихи отпустили нас восвояси, правда ли, что я дружу с оборотнем… да всего и не перечесть. Некоторые его вопросы были мне неприятны, некоторые будили слишком болезненные воспоминания. Я честно предупредила правителя эльфов, что пока не готова говорить обо всем, так что с его согласия рассказывала лишь о том, что не вызывало у меня внутреннего протеста. Так, я совершенно точно не могла обсуждать свою странную помолвку с Даром и взаимоотношения с великокняжеской семьей. Правильно говорят: то, что невозможно забыть, очень тяжело вспоминать.

Пресветлый Эрвиэль привычно расположился на узкой резной лавке под окном, с удовольствием вытянул ноги и принялся внимательно наблюдать, как я осторожно цежу в большую глиняную кружку яблочный взвар. Темно-серая рысь, крупный самец по имени Артас, ни на шаг не отходящий от своего хозяина, тут же растянулся рядом и прикрыл свои ярко-зеленые глаза — сделал вид, что спит. Однако настороженно вздрагивающие уши и время от времени вспыхивающие между век искры недвусмысленно указывали на то, что у их обладателя имелись самые серьёзные намерения пошпионить за нами. Я усмехнулась: кот — он всегда и везде кот. Пусть большущий — добрый аршин в холке, пусть свирепый лесной хищник, вполне способный завалить косулю и даже оленя. А нрав всё одно — кошачий! К слову сказать, собственно кошек у эльфов не было, поэтому на моего Степана они смотрели с откровенным любопытством. Правда, кое-кто, подобно Правителю, держал прирученных рысей, что служило для Степки постоянным источником раздражения. Ну так, ещё бы, ехидничала про себя я, здоровенные, клыкастые, верткие — ни тебе подраться, ни поухаживать…. На кота зверюги не обращали ни малейшего внимания, что злило того ещё больше. Ал мстительно хихикал, что у моего Степана приключился культурный шок.

Однако приходилось терпеть. Каждый раз, когда Эрвиэль в сопровождении Артаса удостаивал меня посещением, Степан предусмотрительно смывался. Я посмеивалась, поскольку знала, что кошак неизменно отправлялся в дом Ала, где, утешая себя, самоотверженно снимал пробу со всех блюд, которые готовились на кухне его матушки. Так как правитель приходил часто, Степка уже успел обрести утраченную за время наших с ним приключений дородность.

— Скажите мне, Правитель, — передавая тяжелую, наполненную до краев кружку, спросила я, — это что же получается, ваши приграничные пущи так вот запросто пропустят любого эльфа?

— Как выяснилось, не только эльфа, — хмыкнул Эрвиэль, которому уже рассказали о моем знакомстве с охраняющими покой Перворожденных лесами.

— Да ладно, — я махнула рукой, — я же не в счет.

— Это ещё почему?

Я

усмехнулась.

— Вряд ли кто-нибудь сумеет повторить то, что сделала я. Просто мне посчастливилось на протяжении многих лет водить дружбу и с лешим, и с водяным, и с его русалками (эльф выразительно скривился), и с болотными кикиморками, и с полевицами… да много с кем! Но с лешим — больше всего. Я просто их люблю и знаю, как себя вести. Так что там насчет эльфов, правитель?

— Да, пущи пропустят любого эльфа, — Правитель склонил голову набок и с любопытством посмотрел на меня. — Веслава, а почему ты спрашиваешь об этом?

— То есть, — игнорируя его вопрос, уточнила я, — пущи не разбирают, что за эльф, свой или чужой, с добром пришел или со злом?

— А-а-а, вот ты о чем… — сощурился Эрвиэль. — Нет, не разбирают. Потому, что разбирать нечего. И незачем.

— Объясните! — не унималась я. Подобное легкомыслие выглядело странным, тем более, если вспомнить высоту хорошо охраняемых стен Преславицы (и это в Синедолии, давным-давно позабывшей про войны!) Что, в мире больше нет других эльфов? И где гарантии, что кому-нибудь из них однажды не придет в голову "богатая" идея завевать Священный Лес?

— Да что объяснять-то? — равнодушно переспросил Правитель. — Эльфы между собой не воюют. Ни один Перворожденный не придет на эти земли с дурными намерениями.

— Как? — поразилась я. — Разве такое бывает?! Как вы можете быть в этом уверены? В любом разумном существе могут уживаться совершенно разные начала! Иначе как же тогда равновесие между добром и злом?

— Веслава, — терпеливо возразил мне черноволосый эльф, — ты делаешь ошибку, пытаясь судить всех — нет, даже не по себе, но просто по людям. Мы же — вовсе не люди! Мы с вами, конечно, в чем-то похожи, но ещё больше между нами различий. И прежде всего в том, что касается нашего мировосприятия. Я не хочу сказать, что не бывает эльфов злых, завистливых, жадных или глупых. Ещё как бывают! Однако мы живем иными страстями и кормим иных волков.

— Каких ещё волков?! — оторопела я.

Правитель улыбнулся.

— Мы считаем, что внутри каждого из нас идет борьба, подобная драке двух волчьих стай. Одна стая воплощает зло: зависть, глупость, ревность, безделье и так далее. Другая — добро: любовь, истину, мастерство. Победят те звери, которых ты кормишь своими собственными руками. Это тебе понятно?

Я кивнула.

— Так вот, запомни, все: эльфы и люди, гномы и кентавры — кормят совершенно разных волков. Кроме того, мы по-разному ощущаем, что есть добро, а что есть зло, и зачастую вкладываем неодинаковый смысл в эти понятия. И не обольщайся — вряд ли мы когда-нибудь сумеем до конца понять друг друга. Но поверь мне на слово — эльфы никогда не предают и не стремятся к власти. Их волкам неведомы такие страсти.

Я немного помолчала, переваривая услышанное.

— А какие ведомы?

Эльф насмешливо покрутил встрепанной головой.

— А ты не сдаешься! Что ж, наши страсти — не секрет. Но, может, ты и сама сумеешь догадаться?

Я улыбнулась. Перворожденных и впрямь обуревали страсти, не заметить которых мог бы только слепой, да в придачу и глухой на оба уха. Вернее, одна всепоглощающая страсть — к мастерству. Даже не так: к Мастерству с большой буквы.

Всю свою жизнь каждый эльф совершенствовался в каком-либо деле. Но, думаю, ни у кого не повернулся бы язык назвать их ремесленниками, хотя, по большей части, это были именно ремесла. Из-под ловких пальцев Перворожденных выходили тончайшие ткани, дивной красоты гобелены, драгоценное оружие, прихотливо изукрашенная посуда и упряжь. Эльфы никогда не создавали просто предметы — только произведения искусства! Их самыми главными божествами были Идеал и Безупречность. Я брала тарелку или кубок — и забывала, зачем они нужны, так прекрасно было то, что я держала в руках. Есть с этого? Пить из этого?! Да вы что?!! Поставить на стол, повесить на стенку и немедленно любоваться! Прежде, чем откусить от яблока, мне приходилось напоминать себе, что этот совершенный плод выращен именно для того, чтобы его съели. Если воины сходились на ристалище, то мне с трудом удавалось следить за их молниеносными, отточенными движениями. Слушая сочиненную эльфами музыку, я вообще забывала, на каком свете нахожусь.