Мой муж – мой босс?
Шрифт:
— Идёмте, — он проводит меня к одному из столиков, отодвигает стул, помогая сесть.
Устраивается напротив, сверлит взглядом.
Это нервирует.
— Сделаем заказ? — зачем-то интересуется у меня.
Безразлично повожу плечом.
— Я бы предпочла воды и сразу к делу — что за предложение было у ваше рекрутёра?
Клепенщук кривит красивые губы в довольной усмешке:
— Такое, — говорит он, — которое, на самом деле, нельзя перепоручать другому человеку. Его нужно делать лично, держа за руки и глядя
Судорожно сглатываю, потому что он действительно накрывает мои ладони своими и пристально смотрит, будто хочет вытянуть душу через глаза.
— Выходите за меня, — произносит, наконец.
А мне снова хочется хохотать до икоты — я ждала эти слова два года назад после той ночи любви. И что они будут искренними, а не сделкой…
— То есть, прямо-таки и позвал замуж? — пытает Лампа, усадив меня на кухне после свидания.
— Прямо-таки позвал, — говорю ей, отправляя в рот виноградину.
— Вот видишь! — ликует подруга. — Я знала! Знала, что это непросто так!
— Да уж, — фыркаю, — всё так раз сложно и запутано.
— И чем же запутанно? — идеальные брови Лампы лезут на не менее идеальный гладкий лоб. — Сама, небось, клубок-моток всяких глупостей припасла. Вот и запутала.
Горько усмехаюсь:
— Мне жаль разочаровывать тебя, подруга, но свадьбы не будет…
— Почему? — искренне удивляется Лампа…
Поднимаюсь со стула и бросаю устало:
— Потому… Я в ванну и спать.
— Океюшки, иди, подруга, у тебя был тяжёлый день. Но завтра! Тебе не уйти. Ты выложишь мне всё! — угрожает, включая комнатного диктатора.
И утопывает в спальню. Через гостиную, где моя обитель. Но закрывает дверь.
Лампа сейчас одна. Харламов проспался, вспомнил, что он мужик, и ушёл добывать мамонта. А подружка, как водится, хранила очаг и ждала.
Быстро смываю с себя сегодняшний день — такой насыщенный и разный, переодеваюсь в любимую пушистую пижаму и бреду к уже разложенному дивану. Ныряю под одеяло, закрываю глаза…
И просматриваю нашу встречу заново, в подробностях, как в кино…
— Замуж? — я вскинула на его взгляд. — Вы серьёзно?
— Серьёзнее не бывает, — заявил Клепенщук, действительно без тени улыбки.
И тогда я постаралась ускользнуть от зрительного контакта. Пялилась на шторы из золотистого бархата, на блестящий паркет, на скатерти. Атмосфера давила и нервировала. Мы вдвоём в огромном зале ресторана. Лишь оркестр на сцене и тени-официанты.
Он снял целый ресторан, чтобы просто объясниться со мной? Да кто он такой, этот тайный спонсор?
Лампа что-то читала о нём и пересказывала мне. Типа «владелец заводов, газет, пароходов». Правда, в последнем случае речь шла о яхте и каком-то телеканале, но не суть.
Богатый, успешный, респектабельный. И тем опасен. Потому что совершенно непонятно, зачем ему я?
Усмехнулась:
—
— … кастинг невест, — подсказал Клепенщук.
И у меня глаза полезли на лоб, как давеча у Лампы.
— Кастинг? — хмыкнула. — Вы что им, как Золушкам, туфельку примеряли?
Клепенщук показушно горько вздохнул:
— Эх, если бы у меня была туфелька! — воскликнул пафосно. — А то — лишь образ в голове. Невысокая, темноволосая, тоненькая, как молодая берёзка, — мечтательно рассказывал он, — кожа цвета слоновой кости и нежнее шёлка, — легко коснулся моей руки, провёл пальцами вверх, заставив замереть и почувствовать, как рой бабочек устремляется куда-то в область живота. — Губы алые и слаще мёда, — продолжил он голосом змея-соблазнителя, вгоняя меня в какой-то гипнотический трасс. — А глаза! О, глаза у неё изменчивые, словно драгоценные камни. Как у вас, моя дорогая… Вас, вообще, будто у меня из головы вынули. Я искал её, то есть, вас два года…
Сказал — и очарование слетело. Врал! Как же нагло, беззастенчиво врал! А я даже поверила и уши развесила. Ага, как же! Если бы ему нужна была именно я — нашёл бы уже давно. Это несложно. Достаточно было просмотреть ленты новостных агентств, освещавших конкурс «Лучший молодой управленец года». Там же всю нашу подноготную выложили — имя-фамилию, возраст, курс, вуз. Если бы и вправду искал — уже бы всё обо мне знал на следующий день: Амелькина Кристина, 19 лет, 2 курс, Государственный университет экономики и права. Так писали везде, рассказывая о победительнице.
Но нет же… я лишь таракан в его голове. Образ. Ну-ну.
— То есть, вы решили жениться на, — не буду щадить его, как он меня не пощадил, разбив вдребезги сердце и растоптав мечты, — вымышленном персонаже?
Клепенщук поморщился, сжав мою ладонь:
— Фу, как неромантично, — фыркнул он. — Я предпочитаю формулировку: «На девушке своей мечты».
— И как? Неужели на вашем кастинге таковой не нашлось?
Клепенщук развёл руками, я мазнула взглядом по длинным музыкальным пальцам, вспомнила, какие мелодии они играли на моём теле, и мучительно покраснела.
— Все были не те, — он продолжал показательно печалиться. — В каждой чего-то не хватало. А та… Она была особенной. Как вы…
Зачем он это делает? Понять бы его игру? Сознание металось, как запертый в клетку зверь. Судорожно искало выход, скребло основание, грызло прутья, но не могло вырваться. Я не понимала. И это дезориентировало. Действовать вслепую — не мой конёк. Люблю понимать, что к чему.
— А может я всё-таки неособенная? Вы видите меня в первый раз!
— Особенная, — он потянулся через стол, — тот же запах, и уверен, у твоих губ будет тот же вкус. Вишня. Терпкая и сладкая одновременно.