Мой Однолюб. В его сердце другая
Шрифт:
Прохладная ладонь мягко бьёт меня по спине, и я, черт возьми, теряю равновесие. Падая, истошно кричу и ищу глазами единственное своё спасение - Соболева. Последнее, что вижу — то, как грубо Ваня отталкивает парня и, скинув телефон из кармана шорт, не задумываясь ныряет в бездну прямо за мной.
Глава 12. Тая
Такая прекрасная, лазурного цвета вода изнутри черная…
Черная, холодная и страшная.
От испуга теряю первые секунды, самые важные для спасения.
Света всё меньше, как и сил.
Пытаюсь выбраться, беспорядочно перебирая руками и ногами. Воздуха в легких все меньше, в голове шум, легкие сокращаются, требуя воздуха.
Требуя жить.
Паника внутри купирует остатки здравого смысла, и я сдаюсь. Сдаюсь именно в тот момент, когда приходит помощь — сильные руки, метр за метром вытягивающие моё тело на поверхность.
Глазам становится всё ярче. Вцепляюсь мертвой хваткой в Соболева.
— Тая, — орет он, когда мы оба выплываем. — Ты меня зарежешь своими ногтями, полегче.
Пытаюсь вдохнуть, но не получается. Закашливаюсь до поступающей тошноты, но хватку не ослабляю. Зацепляюсь за тело Соболева ещё и ногами, стараюсь не повредить кожу на плечах.
— Ну пиздец, — ругается он, пытаясь плыть в сторону яхты.
Пока забираюсь, больно ударяюсь рукой об настил. Вскрикиваю.
— Всё нормально?
— Да, — хриплю в ответ. Юра с Костей помогают нам окончательно выбраться из воды. Последний повторяет одно и то же, извиняется, но Соболев молчит, и я помалкиваю. Девчонок вообще не замечаю, не до того. А потом и вовсе отключаюсь.
Видимо, так срабатывает психика. Очухиваюсь от легких пощечин.
— Ну, ты чего? Испугалась, Тай? — спрашивает Ваня, нависая сверху. — В воде ведь молодцом держалась. А сейчас что расклеилась?
Быстро окидываю взглядом узкую каюту и слабо пытаюсь от него отодвинуться. Соболев горячий как печка, а мне будто снова воздуха не хватает, как там, на глубине. Черной и пожирающей. Я теперь это чувство никогда не забуду. Будто всё. Конец.
— Я… плавать не умею, Вань, — отзываюсь всхлипывая.
Светлые брови недоверчиво приподнимаются.
— Да ладно? А ты об этом кому-нибудь говорила?
— Этим твоим, ханты-мансийским…
Зло киваю наверх и потираю ушибленную ладонь. Больше, конечно, обидно, чем больно. Ещё раз пытаюсь отодвинуться от него, но на этот раз сильные руки спасителя легко отпускают и заботливо укрывают моё дрожащее тело пледом.
— Побудь здесь, — бормочет Соболев, отворяя дверь. — Я сейчас вернусь.
Судорожно плачу, когда он выходит. Заслонив рукой рот, снова и снова забираю в легкие душный воздух.
Дышать — оказывается, как это много. Как это важно. Жизненно необходимо.
Боже. Все могло закончиться печально…
— Рыдаешь? — спрашивает Ваня, заглядывая в каюту. — Принес
— Спасибо, — быстро вытираю слезы и забираю рюкзак с шортами и рубашкой.
— Подумал, вдруг захочешь позвонить родителям?.. Здесь есть связь, можешь взять мой телефон.
— Нет, — легко машу рукой, кутаясь в плед. — Не хочу.
— Как знаешь. Думал, девочки всё время хотят, чтобы их пожалели. Сонька такая. И Машка тоже.
— Ну вот… я не такая, — отворачиваюсь.
Соболев тяжело вздыхает. Переминается с ноги на ногу, а потом просит:
— Ну-ну… Подвинься, Королева.
Послушно освобождаю место и чувствую, что Ваня усаживается рядом.
— Хочешь, я тебя пожалею? — спрашивает тихо.
Снова ком к горлу подступает.
— А ты умеешь, Вань? — не сдерживаюсь.
— Есть такой опыт…
У него ведь две сестры. Сам говорил.
— Тогда можно, — вздыхаю.
— Ну... иди сюда, — зовет, разводя широко руки.
Привстаю, скидываю ноги на пол и опускаюсь на твердую грудь. Ваня окольцовывает мои плечи и словно дышать перестает. Замираем оба.
— Как так получилось, что плавать не умеешь? — звучит в тишине. — Это ведь как езда на велосипеде — база.
— А я и на велосипеде не умею, — дую губы.
— Пиздец... А ролики знаешь че такое?
— Видеоролики? — давлю смешок.
— У тебя вообще детство было? — он дальше допытывается.
Умиротворенно вздыхаю. К такому Ване — немного язвительному и дерзкому, я привыкла больше, чем к «старшему брату».
— Зато я много другого умею. Посуду мыть, лампочку там вставить, засор в раковине устранить, — перечисляю быстро. — В быту я просто незаменима...
— Ну ё-моё, — Соболев хрипло смеется. — Я запомню, Тая.
Его ладонь ласково поглаживает моё плечо, шорты снова морщатся в паху, а тело вот-вот сгорит от жара, который уже по традиции передается мне, заставляет поднять голову и сквозь пелену посмотреть в его глаза растерянным взглядом.
Под мерный звук раскачивающейся на волнах яхты, мужские губы набрасываются на мои, а горячие пальцы стискивают подбородок. Приоткрываю рот, встречая напористый язык, и болезненно стону, когда нижнюю губу словно кипятком обжигает.
— Болит, да? — отклоняется Ваня.
Большим пальцем осторожно оглаживает место укуса. Внимательно изучает.
— Чуть-чуть.
— Блин. Прости.
Виноватый Соболев выглядит не менее мило, чем возбужденный. Снова укладываюсь ему на плечо, разглядываю широкий подбородок.
— Все нормально, Вань, — вздыхаю умиротворенно.
— Нет. Это ненормально, — мотает он головой и хмурится. — Не знаю, что на меня нашло. У меня такое впервые. Я сожалею, что причинил тебе боль.
— Значит, я какая-то ненормальная, — вздыхаю, прикрывая глаза. — Потому что, даже когда ты делаешь мне больно, Соболев, я не чувствую себя глубоко несчастной.