Мой палач. Реквием

Ромеро Екатерина

Отстраняюсь на миг и в губы ее сладкие впиваюсь. Голодно, жадно, дико, тяжело дыша, хрипло. Ася отвечает нежно, губами своими ко мне прикасается, запускает холодные пальцы мне в волосы, дрожит вся и плачет.

— Прости меня, Тимур! Прости, прости, прости!

Шепчет, целуя в шею, в губы нежно, целует мои перебинтованные руки, а я оторваться от нее не могу, дурею. Поверить не могу, что снова вижу ее. Живой.

Ее глазки медовые блестят от слез, и я в волосы ее зарываюсь руками. К себе прижимаю, игнорируя боль. Хочу ощутить ее снова. Трусит

всего, кажется, я сдыхаю. Этот мираж, он не проходит, пока Ася лицо мое ладонями не обхватывает, заставляя на себя смотреть.

— Тимур, я живая, прошу, посмотри на меня! Я знаю, что сделала тебе очень больно. Я так виновата, я думала, так лучше будет. Этот взрыв. Все это ненастоящее, слышишь? Ее нежные прикосновения согревают и я руки перебинтованные поверх ее кладу, смотря на нее.

— Прости меня, Бес, пожалуйста, прости меня!

Она просит прощения у меня, тогда как не виновата ни в чем. В отличие от меня.

— Ася…

Едва говорю. На горло словно наступили. Болит. Внутри все просто догорает.

— Виктор просто помог. Не ругай его сильно! Я думала, что справлюсь, увезу детей. Что забуду все и не смогла, любимый. Можешь злиться, можешь наказать, убить за то, что обманула, что оставила, забрала детей, мне все равно уже. Все равно!

Она плачет, лбом к моему лбу прижимаясь, а я руки отпустить не могу, отпустить ее не имею права.

— Ты не виновата. Ни в чем. Все правильно сделала. Ты хотела детей уберечь. От меня.

— Ты не обидишь наших детей.

— Никогда в жизни.

Мои руки дрожат, я тронуть ее боюсь, но и не касаться тоже не способен. Только сейчас понимаю, как я скучал по ней. Безумно.

— Почему ты вернулась?

Смотрю на нее и не понимаю. Мотылек могла больше никогда не возвращаться, а я так бы и не понял ни черта, но вернулась.

Из ее медовых глаз слезы стекают и девочка улыбается, смотря прямо на меня.

— Потому что я не могу без тебя, Тимур. Не могу.

Прижимается ко мне, а я с места сдвинутся не могу. Все плывет перед глазами.

— Прости меня. Прости девочка за то, что я творил с тобой. Брось меня. Не бойся. Живи, Ась, просто живи!

— Нет, не могу я жить без тебя, не могу…не могу так больше, любимый.

Шепчет тихо, прижимаясь ко мне щекой. Я же запах ее вдыхаю и хочу орать. От боли, разрывающей меня. Ни разу на войне такого не чувствовал, как от нее. Словно током по нервам, по-живому.

Чувствую только ее теплые пальцы на лице. Она слезы мои ими вытирает и сама плачет.

— Я простила тебя. Слышишь? Простила! Отпусти эту боль, мне тоже больно, но нельзя так больше.

— Ась, нет. Уезжай. Слово даю, не буду искать тебя. Никогда больше. Никогда!

— Нет! Ни за что! Я не откажусь от тебя. Не откажусь, Тимур. Давай переступим эту ненависть, мы и так хлебнули ее сполна. Ради нас, мы же всегда были. Все эти годы я ненавидела тебя, а ты был ни в чем не виноват. Пожалуйста! Я простила тебя, ведь я не могу ненавидеть тебя, так сильно любя!

Смотрю на нее и все такую же девочку

вижу. Нежную, ласковую, чувствующую, только теперь в ее глазах что-то более взрослое плескается.

— Я. Люблю. Тебя!

Ася смотрит на меня, улыбается и плачет, а я ладони ее в своих лапах держу, не отпуская. Я никому в жизни этого не говорил, а ей готов повторить это сотни раз.

— Я тоже. Тоже тебя люблю, Тимур.

***

Я заметила его сразу. Бес сидел на коленях у могилы, усыпанной цветами. Я позвала его, но он не отреагировал, и тогда я подошла ближе, осторожно коснулась его широких плеч. Горячий, все такой же горячий.

Он поднял голову и я едва сдержала слезы, ведь Бес выглядел просто убитым горем. У него были красные потемневшие глаза, он весь словно осунулся, а его руки...Боже, его руки были все перебинтованы.

Я позвала Беса снова, но он как-то непонятно отмахнулся и я поняла, что он даже не узнал меня сразу. Все про проклятье говорил, тогда как я уже не могла просто. Это издевательство над нами и я так больше не могу.

Я опустилась перед ним на колени и приложила его перебинтованную руку к своему сердцу, которое уже едва не вываливалось из груди. Тимур замер, не шевелился, и как только услышал мое сердце, тут же обхватил меня и буквально впечатал в себя.

Как голодный дикий зверь, он прижимал меня к себе крепко, но не больно. Бес очень тяжело дышал и гладил меня по волосам, тогда как я вдыхала его запах и плакала.

От того, насколько сильно соскучилась, что давно уже простила и просто с ним хочу быть. К черту законы, гордость и правила. Я так скучала по моему Бесу, что уже просто невозможно ждать.

Я просила у него прощения снова и снова. Я видела, что Тимуру больно также, как и мне. А потом он просил прощения у меня и я впервые видела его слезы. Честные, искренние, которые отражали его страшную боль.

И я простила его. Обретя ребенка снова я поняла, что такое иметь настоящую семью и потерять ее. Я поняла полностью ненависть Беса, потому что сама прожила такую же.

Тимур прижимал меня к себе и целовал много и часто, как умел нежно, а я отвечала ему, а потом он сказал, что любит. Впервые за все это время, смотря прямо мне в глаза.

Сказал это прямо и я увидела, как блестят его окутанные болью красивые серебристые глаза и просто не выдержала. Я крепко прижалась к Бесу, роняя слезы. Я просто хотела быть с ним. Чтобы все закончилось. Чтобы все было хорошо.

Вытерев слезы я замечаю маленькое колечко, которое держит в перебинтованной руке Тимур. На его безымянном пальце такое же. Он все это время носил его. И мое сберег.

— Стань моей женой, Ася.

— Уверен?

— Да. На этот раз по-настоящему.

Улыбаюсь и протягиваю руку. Тимур надевает мне кольцо на безымянный палец, а затем целует в губы. Да, мы на могиле, но это неважно. Я снова его. И люблю еще сильнее, чем раньше.

— Мамочка!

Вижу Амели, Эмира и следующую за ними Маргариту.